Ангелина Евгеньевна Романова

Ангелина Евгеньевна Романова родилась 30 июня 1961г. в городе Кирове в семье инженера и учительницы музыки. Закончила Кировский сельскохозяйственный институт по специальности бухгалтерский учет и продолжила учёбу в аспирантуре Ленинградского сельскохозяйственного института (г.Пушкин). В 1986-1989 гг. работала младшим научным сотрудником отдела экономики Новгородского научно-исследовательского института сельского хозяйства. Работая на Новгородчине сблизилась с местными поэтами и впервые, после школьных проб пера, продолжила заниматься литературным творчеством. Стихи того периода нашли отражение в альманахе «Борковский феномен».

В 1990г. вернулась на родину в г. Киров, где и проживает по настоящее время. Начиная с 90-х годов Ангелина Романова не изменяет своей профессии и по сей день продолжает трудиться главным бухгалтером.

В поисках «собратьев по перу» Ангелина пришла в клуб "Молодость". В альманахе "Зелёная улица" в 2011-2013гг публиковались её рассказы "Милый ангел, пошли мне в помощь...","Мои питомцы", "Чё". В альманахе "Златоуст" г. Котельнич в 2014г. рассказы "Справочка" и "Крохотулечка". В 2016 году в сборнике «Вятка литературная» опубликован рассказ «Закон Менделя».

Первая книга "Сказки левой и правой руки" появилась в 2013г. Следом вышли из печати другие книги для детей:

«Как дела, пятый «А»?(2014г), «Сказки Открытого мира» (2017г), «Спасти звезду» (2018г). " Кузя, Пухля и Камилла" 2019г. В проекте библиотеки для слепых «Живой голос» записана аудиокнига «Капелька дождя».

Книга А. Романовой «Сказки Открытого Мира» стала призером конкурса «Вятская книга года 2017» в номинации «Детская книга».

В октябре 2016г. участвовала в 1-м областном литературном семинаре "Зелёная улица". Ведёт активную творческую работу: встречи с читателями, выступления в г. Кирове и районах области, является членом жюри детского литературного конкурса, организуемого библиотекой им. Герцена "Чудо-дерево". Работает над новой книгой для детей и юношества «Город бабушек».
В 2019г Ангелина Романова принята в Союз писателей России.

Библиографический список работ

1. "Милый ангел, пошли мне в помощь..." рассказ. Альманах молодых вятских литераторов "Зелёная улица" выпуск 5, г.Киров. 2011г.
2. "Мои питомцы", "Чё", рассказы. Альманах молодых вятских литераторов "Зелёная улица" выпуск 6, г.Киров. 2013г.
3. "Сказки левой и правой руки" сборник рассказов и сказок. Творческая мастерская "Стригунок" г. Киров 2013г. Издательство "Лобань".
4. "Справочка", "Крохотулечка" рассказы. Альманах "Златоуст" г.Котельнич 2014г.
5. "Как дела, пятый "А"?" рассказы. Творческая мастерская "Стригунок" г. Киров 2014г. Издательство "Лобань".
6. "Капелька дождя", рассказы, сказки для детей. Аудиокнига. г. Киров 2014 г.
7. "Закон Менделя", рассказ. Альманах "Вятка литературная" г. Киров 2016 г.
8. "Сказки Открытого мира", сборник рассказов и сказок. Творческая мастерская "Стригунок" г. Киров 2017г. Типография "Лобань", издательство "Аверс".
9. "Спасти звезду", сказочная повесть. Творческая мастерская "Стригунок" г. Киров 2018г. Издательство "Аверс".
10. " Кузя, Пухля и Камилла" рассказы для детей. Вятка "Витберг" 2019г. Издательство "Аверс".

 

Рассказы

 

ЗАКОН МЕНДЕЛЯ

-1-

– Романова? Случайно, не из царского рода? – обычно интересуются при первом знакомстве. Настолько часто, что можно было бы поверить этому и даже обзавестись легендой, полной тайн, если бы не удивительная история происхождения моей фамилии.

Сейчас, когда я отважилась написать об этом, мне чудится аромат дыни, хранящей в своей сочной мякоти благодарность щедрому южному солнцу; вспоминаются чудесные парки Пушкина, кипы золотых листьев под ногами и серебряный дождик, пасущийся под северным небом. Для меня всё это связано волшебной нитью. В линию судьбы и рода.

Когда в конце семидесятых мой будущий муж Урунбай оказался в числе студентов Плехановки, первым вопросом, поставившим его в тупик, был вопрос об отчестве. Такой роскоши у узбеков, а именно к этой нации он себя причислял, отродясь не бывало. Вдобавок в паспорте в графе «фа-милия» значилось нечто для русских глаз необычное – Рамонов.

– Как-как? – переспрашивали буквально все, кто открывал документ.

– Это только так пишется, а произносится – Раманов. Вторая гласная читается как «а». В узбекском языке правописание по типу арабского: буквы в начале, середине и конце слова пишутся по-разному, – старательно объяснял юноша. И краснел от смущения и усердия. Не так-то легко говорить на неродном языке.

– Тогда почему Ра-ма-нов? Такой фамилии не бывает! А где отчество? Что за грамотей паспорт заполнял?!

– Нет у меня отчества! Совсем нет! Мужчина своё имя, когда женится, на фамилию жене и детям дает. Узбекская традиция такая. Моего отца звали Раман. Поэтому в нашей семье и братья, и сёстры – все Рамановы.

– Ну, хорошо, но почему всё-таки с буквой «а»? Может, все-таки Роман? У русских есть такое имя.

– Русский Раман, узбекский Раман – всё равно Раман. Я – из Хорезма, и в нашем диалекте «х» не произносится.

– Ага, значит, ты всё-таки должен был писаться Рахмановым?!

Парень начинал горячиться:

– Говорю же, в Турткуле и Ургенче свой язык. Особенный. Как его? Ага, диалект! В других городах – Бухаре, Самарканде, Ташкенте - над нами смеются, половины не понимают!

А про себя думал: – «Ну и непонятливые же эти русские!»

Спрашивающие качали головами, мысленно обвиняя парня в твердолобости. В конце концов, так и не добравшись до истины, косноязычного выходца из далёкой советской республики оставляли в покое. До следующего знакомства с его документами.

Юноше порядком поднадоело объяснять каждому встречному-поперечному, но тут подоспела смена паспортов, и с помощью работницы ЗАГСа, которая без лишних слов исправила «ошибку», он одним росчерком пера стал Романовым.

– Смотри веселей, парень! – сказала женщина, протягивая паспорт. – Те-перь у тебя всё как у людей – и отчество имеется. Да ещё какое красивое – Ро-ма-но-вич!

Друзья тут же окрестили новоявленного носителя знатной фамилии – «Романычем», и жизнь москвича с пропиской на время учёбы действительно потекла по новому руслу.

Мы познакомились с Урунбаем в Пушкине, в аспирантуре Ленин-градского сельхозинститута, куда оба поступили после отличного окончания «вышки». Экзотичный парень неожиданно бурно в меня влюбился, лелеял как драгоценный цветок, при недолгих расставаниях писал необычайно пронзительные письма, подкупающие наивной искренностью и очаро-вательными восточными оборотами. Мы часами бродили по великолепным паркам, созданным с любовью и для великой вселенской любви, и сливались сердцами в словах и молчании. Последовало предложение и моё без-мятежное согласие, скоропалительная поездка к моим родителям, и я начала примерять звучную русскую фамилию.

Мои нетерпеливые вопросы к любимому о его происхождении, о много-численной родне и его куцые ответы, чёткой картинки в голове не выстраивали. Фотографий родителей Романыч из дома не привез, а сбив-чивый рассказ о какой-то семейной истории времён Великой Отечественной войны, случившейся благодаря древним восточным традициям, вызвал ещё больше вопросов.

– Восток – сплошная традиция! – авторитетно заявлял Урунбай, сидя на стуле по-турецки и отхлёбывая зелёный чай без сахара, «правильно» нали-тый в расписную пиалу не до верха, а чтоб не обжечься, до половины. – Вот приедем ко мне на родину, всё узнаешь! И увидев мои округлившиеся непонимающие глаза, почему-то читал в них испуг, бросался утешать, прижимал к груди, шептал:

– Не бойся! Всё будет хорошо. Край наш добрый, солнечный, пустишь его в душу – он для тебя родным станет!

Но я и не думала пугаться, хотя подружки наперебой старались «просветить» отчаянную двадцатидвухлетнюю дурёху рассказами о «тяжёлой доле женщин Востока», подтверждёнными «абсолютно точными» данными «сарафанного» радио.

Да и чего было страшиться девчонке, выросшей в непоколебимой уверенности, что всякие несчастья могли случиться только в далеком де-довском прошлом, от которого надёжно отделяли дни счастливого настоящего и непременно прекрасного будущего? К тому же я искренне верила любимому, что Хорезм – край особенный. По его словам, женщины там никогда не знали паранджи, дом на гендерные половины не делился, а бабули почитались наравне с аксакалами. Позднее я смогла в этом убедиться, так как в те годы суры Корана действительно знали немногие. В мечеть ходили не столько, чтобы помолиться на незнакомом арабском языке, сколько пообщаться в праздники и… покушать.

Словом, я с нетерпением ждала поездки в этот, волнующий вооб-ражение, край Узбекистана, надеялась на месте увидеть местные обычаи и, конечно, узнать особенности рода и семьи, куда собиралась войти.

.

-2-

И вот долгожданный день настал. Апрельский Питер проводил нас весенней слякотью и порывистым ветром, по привычке проверявшим про-хожих – тепло ли они одеты. Аэропорт Москвы, где мы сделали пересадку, похвастался первой мать-и-мачехой, расцветшей в изломах асфальта. При выходе из самолёта в столице Хорезма, Ургенче дохнуло теплом, как из печки, и заждавшиеся чуда глаза наконец-то увидели то, чего не могли описать никакие рассказы и фильмы.

Газоны кичливо хвастались высокой зелёной травой и невероятно красными тюльпанами. В белёсом жарком небе прямо над головой стригли крыльями воздух незнакомые птицы. Зал ожидания был полон по-европейски одетых черноволосых мужчин и колоритных женщин в ярких нарядах, чаще – из шёлковых тканей с полосатым рисунком-орнаментом, называемым на местном наречии «шаи». Просторные, чуть ниже колен, платья и даже смешные, не доходящие до щиколотки, широкие штанишки – шальвар, были на один манер, словно сшиты одним трудолюбивым уз-бекским портным.

«Наверное, русские на первый взгляд тоже одинаковыми кажутся?!» – пронеслось в голове, но размышлять было некогда: мы спешили на самолёт местной авиалинии, чтобы добраться до Турткуля, расположенного на другом берегу своенравной Амударьи.

Старенький «кукурузник» старательно продрожал худым тельцем и упрямо взял путь навстречу ветру. Сдерживая подступающую к горлу тошноту, я уткнулась в пыльный иллюминатор. Под качающимся крылом поплыла жёлто-зелёная земля, перевязанная голубыми лентами Аму и многочисленных каналов. Перекрывая шум моторов, над ухом звенел голос Романыча, решившего проявить экскурсоводческие способности.

– Болеет земля, сильно болеет. Видишь, серые пятна на солнце блестят? Это солончаки. С каждым годом их всё больше становится – из-за того, что всю воду Аму арыки забирают. Раньше река широкой была, в Арал много воды впадало. Сейчас летом почти не доходит: так – ручеёк. Из-за этого озеро пересыхает, начались ветра, пыльные бури. В низовьях Амударьи, в Каракалпакстане, не только вода, даже молоко у женщин солёное! Учёные на симпозиумы собираются, чтобы проблему решить, а толку... Слишком много полей хлопчатником занято; другие культуры выращивать надо, да государству планы по хлопку важнее.

– Если экология плохая, то люди отсюда уезжают? – посочувствовала я.

– Бывает, но пока редко. Узбеки по характеру, что река Аму – трудолюбивы, терпеливы, бывают гневливы, но за свою землю и родственные связи держатся. Молодёжи предлагают осваивать целину: в пустыне, на богаре – неорошаемых землях. Там с водой ещё хуже и работы нет никакой. Чтобы как-то выжить, люди опийный мак начинают выращивать. А это плохо. Не знаю, что такое в стране должно случиться, чтобы заставить узбеков сняться с места.

Встречающих в аэропорту Турткуля неожиданно оказалось так много, что я растерялась.

– Салам алейкум! Салам, дорогой!– громко выкрикивали разновоз-растные мужчины и, не дожидаясь ответного «алейкум ас-салам», хлопали Урунбая по плечам, хватали пакеты и сумки и тут же отскакивали в сторону, давая очередь следующим прикоснуться к долгожданным гостям. Смуглые женщины в радостных газовых косынках на тяжёлых, собранных в узел на затылке волосах, улыбались яркими, не знающими помады, губами, смущённо приветствовали, трогательно касались рук, обнимали. Среди шероховатых от обилия согласных, слегка гнусоватых узбекских слов то и дело назывались имена, которые никак не хотели задерживаться в моей памяти, проносились, словно стремительная вода по камням. После пары-тройки неудачных попыток их произнести, я замолчала и только глупо улыбалась.

Увидев моё замешательство, старшая сестра, Шакурджан, чьё имя я старательно выучила ещё в Питере, предложила:

– Зови меня просто – «апа».

Апа – значит старшая. А старший на Востоке – уважаемый человек, которого все слушаются. Без возражений, не так как в наше время в России. Семьи большие – ими управлять надо, а кто, кроме пожившего человека, справится? – всплыло в памяти одно из давних объяснений Урунбая. Всплыло и тут же пропало. От обилия незнакомых слов, непривычных одежд, пыльной духоты и волнения кружилась голова. Не так-то легко ощутить себя в чужом пестром мире, где, кажется, даже воробьи чирикают на другом языке!

– А где же Алёша? – вдруг забеспокоилась апа, не найдя кого-то глазами.

– За мороженым побежал, – старательно подбирая слова, ответил по-русски высокий юноша, в зелёной заношенной тюбетейке. – Во-он он идёт!

Вслед за всеми я повернула голову и увидела мальчика лет семи-восьми, переходящего дорогу. Подойдя поближе, тот негромко «салямкнул» и, пачкая губы в стремительно тающем эскимо, вопросительно уставился на меня.

Тёмный ежик стриженных «под машинку» волос, загорелое личико, пыльная, выцветшая под своенравным солнцем футболка – на первый взгляд типичный узбекчонок. Если бы не глаза: в голубейших озёрных радужках мальчишки я вдруг увидела родное северное майское небушко, яркое и сияющее, наконец-то дождавшееся весны.

И вот эта неожиданная голубизна глаз разом и примирила меня с чужой серой землёй, с бездомным ветром улетела дорожная усталость и между мной и смуглыми черноволосыми без пяти минут родственниками протянулась ниточка понимания и простого тёплого доверия.

Апа тем временем подтолкнула сынишку поближе.

– Спроси что-нибудь по-русски, как в школе учили, – расслышала я громкий шёпот, но Алёша молчал и только смущённо улыбался.

– Скажи, Алёша, на кого ты похож, – выручил Урунбай.

– На дедущкя Раман! – разобрала я горделивый ответ, мальчик тут же юркнул за спину матери и оттуда бесстрашно поглядывал любопытными васильковыми глазами.

– Младший ребёнок, десятый. Я уже рожать устала, а он захотел появиться. Смышлёный получился, всем на радость. Отец велел Алайбергеном записать – «данный богом» значит. А Алёшей зовём, потому что на русского похож. Упросил взять с собой, на машине покататься, – пояснила апа. Следом что-то добавила по-узбекски, и наша процессия направилась к серой разлапистой «Волге», возглавлявшей цепочку разномастных машин прикорнувших на обочине.

Маленький аэропорт скоро остался позади, и за окном авто под пронзи-тельно-визгливый напев зурны, льющийся из динамиков, потянулись пейзажи. Раскидистые, по-старчески узловатые чинары, небольшие бахчи и виноградники, остатки полуразрушенного минарета, диковинные глиняные постройки, оказавшиеся древним кладбищем-мазаром; нагло подступающие прямо к дороге блестящие слюдяные солончаки с останками умерших деревьев и серо-жёлтые песчаные горы – барханы. Попадались невозмутимые верблюды, неспешно несущие поклажу; бритоголовые мальчишки, азартно купающиеся в арыке; редкие автобусные остановки с сидящими прямо на пыльной земле задумчивыми мужчинами и худенькими женщинами с детьми на руках. Пару раз преградили путь настоящие серые ослики, вознамерившиеся немедленно перейти дорогу и худые коричневые коровы, проводившие наш «кортеж» из трёх машин равнодушными глазами.

Скоро отдельно стоящие саманные дома сменились городскими улицами, где было больше зелени и стаек босоногих детей, играющих перед сплошными глинобитными стенами – дувалами, которые связывали слепые одноэтажные дома в один сплошной, замысловатый лабиринт.

Ближе к центру показались стандартные пятиэтажки. Но что это? На тротуаре от водосточной колонки змеёй вьётся очередь из разнокалибер-ных…вёдер. В следующем квартале – так же картина. И ни души рядом.

– Воду ближе к вечеру подают, – перехватив мой удивлённый взгляд, пояснил Урунбай. – Вот ребятишки и караулят, только появится – сразу бегут, набирают. Снабжение водой – их забота. А пока играют где-нибудь в тени.

– Как же без воды в многоэтажных-то домах?!

– А вот так и живут. Молодые семьи и такому рады. Когда ещё на свой дом денег накопишь?

Тут в очереди к пузатой жёлтой бочке, на которой вместо привычной надписи «квас» почему-то значилось «морс», мелькнул белый платок, следом у магазина – другой, третий. Вот чудо-то! Вдоль шумной базарной улицы по двое или поодиночке шли настоящие русские бабушки – в длинных тёмных юбках, светлых ситцевых кофточках и до слёз тронувших душу простых платочках, завязанных под подбородком.

– Кто это? – невольно вырвалось у меня.

– Казачки, – ответил водитель Волги, здоровущий племянник с ко-ротким запоминающимся именем Омар. – Раньше здесь крепость был: русские по правую сторону Амударьи земли стерегли, и город по-своему звали – Петро-Александровск. А потом, когда в гражданскую войну казак ханов разбил, и охранять больше никого не нужно стала, город опять Турткулем стал – по-узбекски «четыре озера». А где тут четыре озера – никто не видел, – белозубо расхохотался парень. – Может, давно был или по какой-такой легенде.

На мой вопрос, много ли здесь живёт русских, Омар отрицательно зацокал языком:

– Не, мало, совсем мало. Русские большие города жить хотят, маленькие города, как Турткуль, им не нравятся. Здесь узбек живут, туркмен тоже живут, казак много живут.

– Ты же только что сказал, что русских казаков мало? – удивилась я.

В ответ Омар дёрнул плечом и возмущённо шлёпнул рукой по рулю:

– Э-э-э! Тот казак – другой казак, который своя республика Казахстан имеет!

– А-а-а, казахи?! Понятно. А как вы все эти национальности между собой различаете? – спросила я и поняла, что сморозила глупость, но слово не воробей, вылетело – не поймаешь.

Но Омар почему-то мой промах не заметил и ответил, как ни в чём ни бывало:

– Слова, язык разный, одежда разный – ошибаться не будешь. Видишь, женщина в длинном платье? Одна цвет, на груди вышивка – такие только туркменки одевают. Узбечки яркий, пёстрый носить любят. И шальвар одевают. Моя жена эти штанишки много на рынок шьёт. Красивые, свободные – хорошо берут. Вон, смотри – казак, а это каракалпак идёт, из степи на базар приехали. Лицо широкое, круглое, как луна. Наверно, на небо много смотрят, когда скот пасут, круглый юрта жить любят.

«Мода прошлого века!» – про себя вздохнула я. Но скоро поняла, почему в тесных джинсах здесь не ходят. По крайней мере, девушки. Потому что через полчаса оказалась в доме Шакурджан-апа, за столом, высота которого была не выше тридцати сантиметров! И втайне завидовала местным, с детства привыкшим подолгу сидеть, поджав под себя ноги на домашних стёганых ватой подстилках-курпача. Поняла, насколько удобны традиционные широкие платья и зачем нужны штанишки из легкого охла-ждающего шёлка. И вообще всё, всё, что казалось поначалу непонятным и странным, оказалось вдруг абсолютно рациональным, удобным и мудрым!

В огромный далан, гигантскую хорезмскую прихожую, благодаря которому летом в доме не так жарко, а зимой не слишком холодно, набра-лось немало народу. Пять разновозрастных детей вели себя на удивление тихо, смотрели мультики, разговаривали. Закапризничавшего малыша кто-либо из подростков тут же брал на руки, успокаивал, отвлекал, носил на улицу. Глядя на детей, мне первый раз в жизни пришла в голову мысль, что иметь большую семью не так уж и плохо.

Пока молоденькие невестки и дочери Шакурджан готовили угощение, мы с хозяевами пили чай с лепёшками и вели неспешный разговор про жизнь. Во главе огромного стола, скрестив ноги, сидели двое старцев, рукав халата одного из них был пустой, и засунут под широкий пояс – бельбаг. По правую руку расположились женщины: мама Урунбая Халима-апа и ещё три пожилые родственницы, все в белых марлевых тюрбанах. Аксакалы изредка обменивались короткими фразами, неторопливо отхлёбывали из расписных пиал, но больше молчали. Видимо наш приезд требовал особых раздумий.

На широком блюде рядом с горкой свежеиспечённых лепёшек, называе-мых «нан», красовался нават – удивительно вкусный виноградный сахар, который можно было раскусить, только обмакнув в чай. Дверь с улицы то и дело распахивалась, в доме появлялись новые взрослые, и после краткого приветствия, объятий и непременного отрывания куска от свежей лепёшки, беседа началась заново, с набивших оскомину традиционных вопросов: «как мама, как папа?» Нужно было расстараться: дать каждому простой, но полный ответ, при котором спрашивающий обязательно то кивал, то качал головой, восхищённо прицокивал языком, и только потом подключался к общему разговору, смысл которого я могла уловить по редким вкраплениям русских слов.

Прошло больше часа. Каждый из присутствующих за столом уже по не-сколько раз опустошил свой фарфоровый чайник с заваренным чаем, и опять залил его новой порцией кипятка. Я много раз поменяла положение, обдумывая, как ещё можно пристроить затекшие ноги и не пора ли вообще куда-нибудь выйти, а обед всё ещё не думал начинаться.

Стало тоскливо. Надоело чувствовать себя бледной ромашкой среди на-рядного яркого луга. Даже модное польское платье, вызывавшее зависть у девчонок в Питере, не радовало. Более того, начинало раздражать – как я его не натягивала, оно едва прикрывало колени.

Но долго хандрить мне не пришлось. Дверь с улицы в очередной раз отворилась, и на пороге появилась колоритная пара: высокий седовласый мужчина и яркая, как закатное солнышко, рыженькая девочка. Она была одета в обычное узбекское полосатое платьице и украшенные тесьмой такие же шароварчики, но как славно смотрелись рассыпанные по лицу веснушки, как веселили глаз непослушные кудряшки! Все невольно повернули головы и заулыбались. Навстречу гостям уже спешил хозяин дома, муж Шакурджан – Кадыр-дойи:

– Салам алейкум, Хайдар-ага! Проходите, дорогой сосед! И Надья проходи. Вай боо – для кого такая красавица-невеста растёт?!

Между тем расторопные невестки наконец-то начали заносить кушанья. Почётное место на скатерти-дастархане занял хорезмский плов: белая гора риса, увенчанная тёмной папахой мелко нарезанного мяса. Старательно уваренный зирвак из жёлтой моркови с белым луком не смог раскрасить рис, и оттого главное узбекское кушанье приобрело особый, свадебный вид. Мелко нарезанная зелёная редька искрилась капельками сока. В больших пиалах -киаса дышал паром нарядный суп-шурпа, в расписных чашах желтел густой каймак, украшенный гранатовыми зёрнами. Были выставлены ещё и другие блюда, название которых я не знала.

Подсевший рядом Хайдар-дойи достал из бумажного пакета пару кис-тей подвяленного винограда, положил на плоскую узорчатую тарелку и пододвинул ко мне.

– Угощайся, дочка, – заговорил он по-русски почти без акцента. – Жаль, но это всё, что осталось, а новый урожай не скоро поспеет. Не смотри, что виноград чуть-чуть сморщился, зато сладкий, как цукат! Попробуй. Ты потом к нам в августе приезжай, когда арбузы, дыни, орехи, гранат, виноград – всё поспеет. И если раньше захочешь – приезжай, как дорогую гостью встретим! Клубнику, урюк, яблоки, груши – всё, что пожелаешь, покушаешь. Свежий инжир когда-нибудь ела?

Неожиданно для себя я в ответ отрицательно, по-узбекски, цокнула. Быстро же переняла!

– Спасибо за приглашение. А Надя вам кто? – задала вертящийся на языке вопрос.

– Внучка. Единственная из всех четырёх на жену мою, Катю, похожа. Просто один в один! И такая же улыбчивая, весёлая. Остальные – капризные, сердитые, и волосы у них чёрные. В меня, видно, пошли.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что он верно шутит, но по едва уловимому жесту однорукого бабая все разом замолчали и опустили глаза в сложенные чашей ладони. Не отстала от других и я. Сейчас старший из аксакалов произнесет молитву или подобное мудрое напутствие. А хорошие слова во славу единого Бога и здравия людей надо принимать душой и сердцем, независимо от языка, на котором они произносятся.

Проведя руками, принявшими молитву, по лицу, все дружно принялись за еду. Я зачерпнула деревянной ложкой густой суп, и меня вдруг осенило. Да так, что не могла удержаться, толкнула Урунбая в бок:

– Слушай, это же закон Менделя! В старших классах проходили, пом-нишь? Доминантные и рецессивные признаки. У дяди Хайдара только одна из четырех внучек рыженькая, веснущатая и светлокожая. Рецессивный признак в действии!

– Какой-такой закон? По физике? Математике? Не много я со школы знаю – в классах по пятьдесят учеников было, на задних партах слова учительницы не расслышишь. Вот почему хочу, чтобы наши с тобой дети в России жили – там учат лучше. Заведём троих, не больше: по одному заместителю и запасного. А то вон у соседа с улицы – пятнадцать, больше, чем футбольная команда! Его так и зовут: «чемпион». И как он такую ораву кормит?!

– О детях попозже. Поговори с Хайдар-дойи, у него, кажется, жена рус-ская, интересно было бы пообщаться…

– А ты сама спроси. Он человек образованный, разговорчивый.

Но обращаться мне не пришлось. Сосед по столу, услышав конец разговора, покачал головой:

– Нет, не русская. Должно быть, белоруска, а может, латышка или эстонка. Где-то из тех краёв.

– Разве вы национальность жены не знаете? – удивилась я.

Хайдар-дойи улыбнулся:

– Катя и сама не знает. Её маленькой во время войны привезли. Тогда с Запада каждый день эшелоны с беженцами приходили. Особенно детишек много везли, кто родителей потерял – детдомовских. Голод, холод – умирали ребятки по дороге. До этого у нас про детдома не знали, и сейчас их нет. Если ребёнок родителей лишился – родственники к себе в семью возьмут. Не может родня – друзья или соседи. Вырастят, замуж выдадут или женят. На Востоке так принято. Древняя традиция. Тогда, в войну, люди так же делали. Зачем сиротам в детском доме жить? И усыновляли, кто сколько может прокормить.

Услышав такое, я и есть перестала:

– Значит, Катю удочерили? Расскажите, как это было!

Хайдар-дойи оторвал от лепёшки кусок и ловко поддел им мясо.

– Вон видишь бабая без руки? Это мой тесть. Его с дедом твоего Урунбая – Худайбергеном с начала войны на фронт брали. Взяли, да они быстро назад вернулись – один без руки, другой хромой и насквозь про-стреленый. Не годны воевать. Хорошо, что живые! Худайберген сапожни-чать стал, тесть мой хлопок на станцию возил. Однажды поехали вместе. Жены им, как обычно, лепёшек с собой дали, урюка – раненым, что на поездах едут, отдать, или беженцам голодным. Мешки сгрузили, а тут поезд подошёл. С ребятишками. Люди, кто из города, кто из кишлаков был, – прямо с поезда детей разбирать стали – самых слабых, неходячих.

– Тесть девчушку рыжую заприметил, с маленьким братишкой. До того худа была, мать потом говорила: кожа да кости! Говорить уже не могла, только имя своё прошептала – Катя. Худайберген мальчика чёрненького взял – тот в кусок лепёшки насмерть вцепился, видно оголодал очень. Сосёт нан, а сам голубыми глазами смотрит, смотрит. Не смог Худайберген его взгляда выдержать, в халат свой завернул, так на арбу всех рядом и положили. Жены дома ничего не сказали, где по двое ребят есть – там и другим место найдётся. Отмыли детей, рубашек им из своих платьев нашили. Братишка Катин через неделю умер, совсем не жилец был, а те двое поправились. Мальчишку голубоглазого Раманом стали звать. Он с первого разу откликаться стал; может, это и было его настоящее имя. Бумаг с ними не было, документы потом со слов написали.

– Да ты ешь, дочка! – встрепенулся вдруг Хайдар-дойи. – Словами сыт не будешь. Плов бери, не стесняйся, прямо ложкой черпай. Не смотри, что мы руками едим, нам так привычнее.

– А как вы с Катей познакомились?

– Худайберген и мой тесть семьями переехали в Турткуль к родст-венникам после того, как их дома разрушила разбушевавшаяся Амударья. Так мы соседями оказались, детьми вместе играли, учились в одной школе. Жаль, что Худайбергена с Раманом нет в живых, они бы тебе, может, больше поведали, а то мой тесть не очень-то вспоминать любит. Что удалось из него выпытать, то тебе и рассказал.

– Вы так прекрасно говорите по-русски.

Мужчина улыбнулся:

– В армии тяжело пришлось – оттого, что русского не знал. Слово себе дал язык выучить и детям эту возможность дать, чтобы потом в люди могли выйти. Демобилизовался, год готовился, сам, без взятки, поступил в институт. Выучился на преподавателя русского языка и литературы, долго в школе учительствовал, сейчас работаю в санатории-интернате для детишек, больных туберкулёзом; их в Турткуль со всей Каракалпакии привозят лечить.

– А я вот по-узбекски совсем не понимаю. О чём сейчас аксакалы говорят? Кажется, что всё время про меня!

– Решили, что пора Той – праздник устраивать, чтобы пожелать вам с Урунбаем ВМЕСТЕ СОСТАРИТЬСЯ. А уже после этого можете и детей заводить, заодно проверите ваш закон. Как его, Менделя? – Хайдар-дойи хитро улыбнулся.

– А насчёт узбекского – всему своё время. Будет необходимо – вы-учишь. Дети смышлёные – помогут: ты им слово по-русски, они в ответ – по-узбекски. И тебе и им польза. В народе говорят: сколько языков ты знаешь – столько раз ты человек!

Последние фразы я пропустила мимо ушей, так как размышляла о другом.

Какие верные слова – «вместе состариться»! Как же мудр народ, ко-торый умеет так лаконично выразить пожелание молодым супругам вместе пройти по жизненному пути! Трудолюбивый, гостеприимный, самобытный, узбекский народ. Почему же в России так часто над ним подшучивают, рассказывают небылицы, принижают и обзывают? Может, потому, что мало о нём знают, не хотят принять таким, какой он есть? Или это привычный эгоцентризм «старшего брата», как узбеки порой величают русских?

Думали ли мы тогда, сидя за большим дастарханом, что не пройдёт и десяти лет, как всё изменится? Мы с мужем окажемся по разные стороны границы, в разных государствах – из-за того, что бывшую советскую Среднюю Азию, когда-то гостеприимно принявшую людей разных национальностей и вероисповеданий, накроет тёмное покрывало национализма, невежества и фанатичного ислама. Учителя русского языка будут уволены за ненадобностью, а ещё через десятилетие миллионы молодых, не говорящих по-русски людей, отчаявшись найти хоть какую-нибудь работу на родине, будут массово покидать свои земли и превратятся в гастарбайтеров, «понаехавших»? Что дошедшие до дна нищеты женщины Востока будут спасать своих детей от голодной смерти в детдомах, созданных на земле, ранее не признававшей сиротства…

Непросто бывает выжить не только во время войны, а и в относительно мирные, но «растерянные» годы, следующие после смены власти, идеологии. Старые традиции теряют прежний смысл, и кажется, что всё хорошее осталось в прошлом, и так легко обвинить в нынешних бедах какую-нибудь одну нацию, группу людей, правителя. Да и сейчас, во времена массового переселения народов, когда мир снова висит на волоске…

А может, не зря жизнь подбрасывает людям всё новые трудности? Проверяет душу и сердце каждого: есть ли в человеке божественная любовь и терпение, или он лишь биологический тип, рождённый согласно законам, открытым аббатом Грегором Менделем?

 

ЧЁ

Ехали мы однажды на электричке к родственникам. Два часа – не дальний путь, но и не ближний. Надоедливо. Посмотришь в окно – глаз не радуется. Там весна новорождённая – неожиданная, теплом разбуженная. Природа ещё не прикрылась зеленью, неухоженная, серенькая, блёкленькая. Тут и там ошмётки снега, заплатки костровищ, да голые деревья топорщатся ветками, а уж про вытаевший срам и говорить не хочется.

Сын лениво листал китайско-русский разговорник, я недовольничала:

– Зачем взял? Говорила тебе: бери книгу для чтения, сейчас бы хоть занят был. А в этом словаре что прочтёшь-выучишь? Даже правильное произношение по-китайски не определишь: слышать надо. Потому что язык у них четырехтональный: не так произнесёшь – получится другое значение, и никто тебя не поймёт!

Потом смягчилась, зная причину интереса ребёнка к этому языку:

– Вот будешь стараться учить комплексы ушу – поедешь в Китай, ваш инструктор уже несколько раз был там. А может, и сами соберёмся попутешествовать, съездим по туристической путёвке.

Чтобы скоротать время, мы ещё немного полистали разговорник, заучивая простые слова: «здравствуйте», «до свидания», «раз, два, три, четыре, пять». Рассказала всё, что знала, ещё и про тайский и вьетнамский языки. О том, что они ещё полнозвучнее: пяти- и шеститональные – и оттого у этих народов музыкальный слух развит с детства.

Тем временем пустовавшая лавочка, что находилась по другую сторону от прохода, заселилась: там разместилось деревенское семейство, очевидно, следовавшее из города домой. Стала их украдкой рассматри-вать.

Нестарая бабуля в ярко-розовой дешёвой китайской кофточке с ко-роткими рукавами, с коричневыми по локоть, натруженными руками. Молодая грудастая женщина с двухцветными волосами – пряди бывшей блондинки смешно переходили в кардинальскую шапочку брюнетки. Два пацана-погодки околошкольного возраста, одетые в застиранные спортивные костюмы и новые фиолетовые сандалии из блестящей клеёнки. Обувь смотрелась кусочком Диснейленда на фоне их бедняцкого вида и не по-детски серьёзных лиц. Парни сидели смирно, одинаково подоткнув ладошки под коленки, и молчали.

Пока женщины рассовывали по полкам пакеты и сумки, из тамбура вынырнули и плюхнулись на скамью двое мужчин: маленький дедок в чёр-ном пиджаке с загибающимися вниз полами и выцветшем на плечах до ры-жины, да высокий сутулый молодой мужик с нечёсаной, давно не стрижен-ной шевелюрой пшеничного цвета. С одного взгляда прослеживалась родная кровь: лица у молодого отца и сыновей были словно вырезаны одной рукой. Только у мужчины физиономия была красная, обветренная, с грубыми бороздами морщин, а у мальчишек личики сохраняли детски-нежный вид и сияли весёлыми веснушками на вздёрнутых носах. «Трое из ларца», – подумала я и невольно улыбнулась.

Старшие деревенские сразу же окунулись в только им значимый блёклый житейский разговор. Мальчонки, устав сидеть сиднем, занялись игрой пустым спичечным коробком и выпрошенной у деда зажигалкой.

Электричка сонно двигалась, отсчитывая остановки на частых плат-формах и энных километрах. Вагон был полупустой, некоторые пассажи-ры устроили себе лёжки, вытянувшись на жёстких деревянных скамейках и подложив под головы что-нибудь из вещей, которые помягче. Мы с мужем тоже начали искать удобное положение, чтобы вздремнуть, как вдруг доносившиеся отдельные слова из разговора попутчиков заставили меня сначала прислушаться, а потом окончательно прогнали сон.

Минут через десять, поражённая странной догадкой, я достала блокнот и стала записывать значение слова «чё» в словарь родного «многотонального» вятского языка.

Самым распространённым значением вятского «чё» является замена им союзов «что» или «чего». Произносится быстро, в предложении стоит без ударения. Чё-чё-чё-чё? – бисерно частят, когда хотят сказать: «не понял», «прослушал», «повторите. Когда желают, чтобы отстали и не мешали, машут рукой и почти беззвучно выдыхают короткое нервное: «Чё!».

Реагируют на враньё протяжно, губы, складывают в трубочку и тон плавно понижают: «чё-о-о-о?» Мол, «не верю», «врёшь!», «не может быть». А вот задумчивое «чи-о» с понижающей интонацией сопровождаемое поднятием и опусканием плеч, наоборот означает, что сказанное очень даже возможно. Если произнести «чё» нейтрально, не эмоционально, а ещё и головой кивнуть, то это равнозначно согласию с собеседником, своеобразное «да».

Раскатистым «чё-о-о-о?» с понижением тона показывают неподдель-ный интерес или стремление немедленно узнать подробности. А если, на-оборот, тон «чё-о-о?» повысить, этим можно намекнуть собеседнику, что тот сказал ерунду.

Очень коротким, лихим «чё!» показывают превосходство над слушателем. Тоже коротким «чё-а», но с установкой гласного между «о» и «а» с использованием более резкой интонацией передаются целые выражения «зря стараешься», «я ж тебе говорил!» А вот грубым и тонопонижающим «чё-о-о» можно отпугнуть, показать недовольство и даже угрозу, а если сопроводить жестом, то и заставить замолчать.

Вопросительный «чё?» почти «че», (интонация резко идёт вверх) означает «зачем?» или «почему?», а задумчивый, более лёгкий, «чо» сопровождаемый кротким вздохом – что-то типа размышляющего «хм»

Время в пути, занятое записями, пролетело неожиданно быстро.

– Подъезжаем. Следующая остановка – наша, – затеребил меня сын.

Стали собирать вещи и наши попутчики, оставив меня в неведении, все ли значения интересного слова я смогла записать.

Очень хочется верить, что у тех деревенских мальчишек, встретив-шихся в пути, разовьётся прекрасный музыкальный слух.

А мы – земляки, живущие в разных, всё отдаляющихся друг от друга социальных мирах? Обретём ли мы счастье быть понятыми друг другом?

Постараемся. А чё?

ПРОДАВЕЦ СЧАСТЬЯ

(почти сказочная история)

Субботний ливень начался внезапно. Плотные струи воды водопадом обрушились на разморённый зноем город. Прохожие спасались от стихии, где только могли: в магазинах, под навесами автобусных остановок, под козырьками подъездов случайных домов.

Небольшой цветочный павильон, плотно набитый двумя десятками укрывшихся от стихии людей, запотел от духоты и переживаний. Вот уже почти четверть часа ему приходилось терпеливо выслушивать жалобы на незапланированный дождь. Одни опаздывали на встречи, другие просто не хотели смириться с тем, что долгожданный выходной неожиданно получился чересчур мокрым. Некоторые опасались последствий каприза погоды, остальные просто поддакивали для поддержания разговора. Немногие хмурые молчавшие, очевидно, были солидарны с более активными соседями, но стеснялись высказываться.

Грустное облачко людских разочарований медленно поднималось к потолку. Роскошные цветы, надёжно отгороженные от толпы прилавком, тревожились: вздрагивали головками и готовы были осыпаться.

Неожиданно дверь приоткрылась, и в тесное укрытие протиснулись ещё трое бежавших от дождя: бородатый спортивного вида мужчина с маленьким мальчиком и ёжившийся от затёкшей за шиворот воды парень, загримированный в мима, в нелепом ярко-розовом пиджаке. На шее клоуна на длинном, до пояса, шнурке болталась странная картонная коробка серебристого цвета. С вошедших вода так и капала.

Плотно стоящие друг к другу люди зашевелились. В душном павильоне послышались раздражённые голоса:

– А дверь по-нормальному разве нельзя закрыть? Дождь так и хлещет!

– А вы не толкайтесь!

– Так сами на ногу наступили!

– Ой, только не прижимайтесь, пожалуйста, вы такой мокрый!

– Не надо было больше никого впускать! Видят же, что некуда, а лезут!

– А что я сделаю? Тут ребёнок!

– Ну, того, который с ребёнком, впустили бы, а молодой – не сахарный, не растает!

Тут в растревоженной толпе раздался звонкий детский голосок:

– Не выгоняйте дяденьку под дождь! И не клоун он вовсе, а продавец счастья!

Стоявшая вплотную к миму раздосадованная женщина неожиданно оживилась:

– Смотрите-ка, и – правда! На коробке написано: «счастье»!

Со всех сторон послышались ехидные реплики:

– Да ну! И сколько же оно стоит?

– Эх, точно денег не хватит! Должно быть, миллион!

– А может, это волшебник? Пусть тогда отменит дождь! Вот и будет всем счастье! Сколько можно лить?

Клоун молчал и только загадочно улыбался.

– Счастье без денег продаётся и стоит всего одну улыбку! – вместо него, не стесняясь, выпалил мальчуган.

Оказавшаяся рядом с продавцом счастья девушка картинно улыбнулась и вопросительно заглянула в глаза миму:

– Посмотрите на меня-а-а, я заплатила! Теперь ваш товар получить можно? – и, заметив робкий утвердительный кивок, смело просунула руку в фигурное отверстие коробки.

– Ой! А там пусто!

Прижатый спиной к стеклу парень хмыкнул:

– Вот глупенькая! Всё ещё в сказки верит. Да давно разобрали уже всё счастье-то! За-кон-чи-лось!

– А вот и неправда! – упрямо надул губы малыш, заботливо поднятый отцом на руки, и звенящим голосом выкрикнул:

– Ничего не разобрали! Скажи, пап, что счастье никогда никуда не девается. А эта дядина коробка – не коробка, а специальная проверялка: тот, кто улыбнётся – догадается, что счастье у каждого внутри! – мальчик радостно похлопал по мокрой груди и повернулся к клоуну.

– Да, дяденька продавец?

В павильоне воцарилась тишина. Наверное, в это мгновение каждый подумал о своём счастье.

Молодой человек в футболке с капюшоном, до этого целиком погружённый в чтение текста с экрана телефона, вдруг поднял голову и огляделся. Его взгляд неожиданно встретился с широко распахнутыми глазами девушки – «покупательницы» счастья. Парень невольно улыбнулся, быстрым движением он освободил уши от наушников и громко выкрикнул во влажную тишину:

– Мне – одну розу; белую, пожалуйста! Да-да, эту; самую-самую. Передайте деньги, пожалуйста.

Толпа зашевелилась. Люди словно очнулись: вспомнили, что находятся в цветочном магазине. Былая раздражённость испарилась, послышались смех и весёлые шутки. Кто-то принялся советовать продавщице в выборе подарка. Другие, стоявшие ближе к прилавку, начали рассматривать и обсуждать понравившиеся букеты.

Роза, после того, как многие руки заботливо передали её парню, была галантно вручёна девушке. Девушка смутилась, бледные щеки её порозовели, и улыбка нежданного счастья тронула её губы.

Раздались робкие хлопки в ладоши, затем всё чаще и сильнее, и скоро неожиданному знаку внимания аплодировал весь павильон.

– Молодец! Так и надо! – выкрикнул какой-то дедуля в выцветшей кепке.

– Молодость – вот оно счастье! – качая головой, заахала его спутница с натруженными руками.

– А ты, моя голубушка, тоже ещё ничего! – хохотнул дед и под смех окружающих громко чмокнул бабулю в щёку. – Девушка! – обратился он к продавщице: – Мне тоже букетик какой-нибудь подберите. Во-о-он те большие ромашки. Ага. Три. Нет, пять штук! Гадать вечером на счастье будем!

Прошло совсем немного времени. Стеклянная дверь павильона резко распахнулась, и в душное помещение ворвался поток свежего воздуха. Это робкий смешной клоун в нелепом розовом пиджаке вышел наружу и, забавно перепрыгивая лужи, заспешил по улице. Вслед за ним покинули временное прибежище и мужчина спортивного вида с восторженным мальчиком на плечах.

– Выходите, дождя больше нет! – громко объявила девушка с розой в руках. – Ой, смотрите: над нами радуга! Какая красивая! Через всё небо!

Случайные прохожие, закрывая зонты, с удивлением смотрели на необычно весёлых, чем-то взбудораженных людей, выходящих из павильона. А те с шутками прощались и расходились в разные стороны, улыбаясь и радуясь неизвестно чему.

 

ЛЕГЕНДА О ЧЁРНОМ КАМНЕ

(Из книги "Сказки Открытого мира")

Есть в лесном краю необычный камень. Высокий чёрный валун. Когда-то о нём слагали легенды. Но ушли люди из тех мест, опустели и заросли поля, забылись и сказания. Да и от сказаний остались одни отголоски. Противоречивы они, мистическими кажутся. Вроде бы около того валуна язычники обряды совершали и ведуны с ним на особом языке общались. А потом камень пропал и только избранным стал показываться.

Что было – то быльём поросло, а только нет сейчас к тому камню тропинок, да и вряд ли кто сумеет найти к нему дорогу. А если найдёт – хватит ли сил перед ним ответ держать?

Про таинственный валун мне бабушка в детстве рассказывала и хорошенько запомнить велела. Будто бы род наш тесно с этой легендой связан, и сила в ней великая.

* * *

Жили в одно время в одном селении на вятской земле две семьи. В один год в тех семьях жёны забеременели. На другой год обе родили. В одной семье весной мальчик появился, в другой, ближе к осени – девочка. Мальчика Михеем назвали, а девочку – Марией.

Росли дети в тех семьях, родителей радовали. Иногда, ясное дело, и огорчали, не без этого. Мария-то упрямицей росла, терпения ей всегда не хватало. Даст мать какую-либо работу по дому, девочка норовит побыст-рее её сделать и на улицу к подружкам рвётся. А сделанное наспех не всегда пригоже. Заставит мать исправлять, а дочь, хоть и слушается, но сердится:

– И так бы сошло!

– Не было у нас в роду людей, которые абы как работали! Взялся за дело – делай, чтобы душа пела! – наставляет её мать.

– А я вот вырасту, найду мужа – он мне всё сам переделает! – упрямится дочка.

– Мужу работящему и жена под стать должна быть, а не то любовь не убережёшь – улетит душа любимого другую искать. А на подружек не оглядывайся, только в детстве у вас дорожки рядом бегут, повзрослеете – каждой своя звезда-судьба светить будет.

Так потихоньку-помаленьку, не спеша дочку и выучила.

Михей рос крепким, но беспокойным парнем. Вспыльчив был и прямолинеен, за что от ребят и взрослых ему нередко доставалось. Но время детства и весёлых игр пробежало незаметно. Вырос Михей, стало ему тесно в родительском доме. Вот однажды говорит парень отцу с матерью:

– Всякому делу вы меня обучили, низкий вам поклон и великая благодарность. Только одного не сказали, а сам я никак не уразумею: зачем на белом свете живу?

– Ну, эту загадку тебе самому и разгадывать, – отвечает ему отец. –Способностей у тебя много – ищи, пробуй. К какому делу сердцем приль-нёшь – твоё оно, значит.

– Да я не про дело спрашиваю, а вообще. Ну, что мне Бог велел?

– Вот то и велел Бог: что каждый должен свой путь отыскать и с него не сбиться!

– Пойду-ка я, батя, лучше к Черному камню, попрошу совета у него. До него ближе, чем до Бога, пусть он подскажет, зачем я родился?

Переглянулись отец с матерью, забеспокоились. Стали отговаривать:

– Что ты, что ты, не ходи! Опасное это дело – у Чёрного камня судьбу выпытывать! Говорят, в нём дух совести живёт. Немногие к нему с вопросами идти решаются.

Напрасны оказались их увещевания.

Жаль родителям единственного сына отпускать, но что поделаешь: дети в родном доме – гости. Вырастил – в мир проводи.

Собрался Михей, взял провиант, одежду да ещё инструмент кой-какой немудрёный впридачу, и в путь отправился. На прощание отец ему напутствие дал: не спешить, к внутреннему голосу прислушиваться. Что подскажет – так и поступать, не мудрить на свою голову.

Черный камень находился в двух днях пути от села. Бывали тогда ещё у него люди. Хоть редко, но хаживали. Раньше ведь люди леса не страшились, с природой в ладу жили. И замечали селяне, что кто у камня побывал – душой чище становился, добрее, и жить будто заново начинал – ладно да праведно. Но что на них повлияло – про то ходоки не сказывали. Вот и Михею вздумалось судьбу испытать.

Шёл он, шёл, два дня ноги натаптывал; наконец, добрался до места, где ручей течёт, а на другом берегу Чёрный камень-исполин в зарослях чуть виднеется. И без того место мрачное, да вдобавок ещё и солнце за тучи спряталось. Ни зверь не промелькнёт, ни птица не вскрикнет. Страшно стало парню, ближе подступиться боится, язык к нёбу присох. Идея испросить совета совсем зряшной вдруг показалась, но и отступать, вроде, перед самим собой стыдно. Вспомнил Михей слова отца о внутреннем голосе, задал мысленно вопрос, к сердцу своему прислушался. А внутренний голос ему шепчет: «Рано пришёл. Надо бы сначала назначение растений и животных познать».

Послушался Михей внутреннего голоса и повернул обратно. Но домой не пошёл, а соорудил в лесу шалаш, позднее срубил избушку, и остался там жить, повадки животных познавать, охотой да рыбалкой промышлять. Год так прожил Михей, другой. Терпения поднабрался, неспешности. Куда его горячность и упрямство подевались?! Известно – лес вылечил. Язык растений и животных парень понимать научился.

Только вот незадача: вышел Михей как-то на опушку леса, людей встретил и вдруг испугался – отвык. А те Михея страшатся: что за чудище лесное бродит?! Уж не злодей ли от людей прячется?

«Негоже так дальше жить! Так я и разговаривать разучусь», – подумал Михей. «Может, уже пришла пора у Черного камня судьбу повыпытывать?» – и в путь собрался.

И опять пришёл Михей к Чёрному камню. Мрачен и суров стоит ка-мень. Грозен вид его! Лес молчит. Только ручеек сам с собой разговаривает. И опять испугался Михей. А внутренний голос ему опять шепчет: «Рано пришёл, надо ещё сущность людей познать».

– Позже приду, – сказал сам себе Михей и развернулся.

Шёл-шёл, дошёл до ближайшего села, попросился на ночлег – да и остался там жить. Сначала гончарным промыслом кормился, а потом подрядился людям новые дома ставить: плотничать и столярничать. Да так хорошо у него получалось, что слава о новом мастеровом мужике по всей округе пошла.

Вот и радость! Из родного села заказ поступил. Собрался Михей в путь. Ушёл-то он из своего села зелёным парнем – пришёл настоящим мастером. Приняли родители блудного сына, радовались, глядя на него: умён, работящ, с людьми обходителен. «Пора и своим домом ему обзаводиться, – думают, – да больно уж смирён, на гулянья не ходит, с утра до темна в трудах-заботах».

Но всему своё время. Как-то вечером шла с дальнего покоса Мария, и на окраине села, там, где дома новые поднимались, загляделась на работу молодого плотника.

Красавицей выросла девушка – толста коса ниже пояса, стройна да румяна, опрятно одета. А взгляд-то, взгляд… И вовсе за душу берёт! Не один раз на пороге родительского дома сваты побывали, да всё отказ получали. Словно ждала кого Мария. А тут… Лишь мельком глянули парень с девушкой в глаза друг другу, и это мгновение связало навек.

Следующий дом Михей уже для себя с Марией ставил. Зажили они в согласии. Поначалу, понятно, притирали характеры, уступать друг другу учились. Потом дети пошли. Да не один, не два, а пятеро. Пять пшеничных косматых головок скоро по двору в играх да делах замелькали.

Дружно жили, да только от всех бед не спрячешься. Напали враги на русскую землю, пришлось и Михею оружие в руки взять. Ушёл он в дальний поход. Долго ждала мужа Мария, от лиха-погибели молитвами оберегала. Выжил Михей в жестокой битве, но пришёл израненным одноногим калекой. Рады были встрече жена и дети – не у всех отцы, мужья и братья с войны вернулись. Только дума тяжкая Михея обуяла:

– Одна нога, и силы на исходе… Как же жить теперь мне? Терять не-чего, жизнь калеки тошнёхонька – пойду к камню Чёрному просить совета.

Но Мария удержала словом:

– Подожди, не время ещё. Сперва надобно детей на ноги поставить, на истинный путь в жизни направить… Троих сыновей учить – твоя задача.

Мучает Михея мысль: как и что детям передать, если сам ответа на главный вопрос – в чём смысл жизни – ещё не нашёл? После долгих бес-сонных ночей послушал жену Михей, не пошёл к Чёрному камню. Решил так: буду учить сыновей тому, чему сам научился, а там – как Бог даст!

День за днём – годы миновали. Вот уже и за младшенькой дочкой калитка захлопнулась, в свой путь проводила. Но не остались одинокими Михей и Мария. Редкий день не слышны на их дворе детские голоса: то внуки прибегут, то соседские ребятишки. Интересно им сказки бабушки Маруси послушать и новые игрушки из рук деда Михея получить.

Стремительно бежит время; вот уже на свадьбах внуков сидят Михей с Марией на почетном месте. Род их крепким оказался, во многих сёлах родня осела.

Только всё чаще в своих снах Михею Чёрный камень снится. Влечёт к себе, тревожит.

– Что ж, пора. Теперь уже можно к камню Чёрному сходить мне за советом. И ответ держать теперь уже не страшно, – решил Михей. – Последнее это дело мне на земле осталось сделать.

Мария не отпустила его одного:

– Трудно тебе, одноногому, в экую даль идти будет. Раз уж выпало счастье до старости дожить вместе – значит, и последний путь вдвоём одолевать сам Бог велел.

Так и ушли они в обнимку к журчащему ручью, к заповедному Чёрному камню.

Выслушал ли священный валун их рассказы, или посмертно озарил в памяти души мгновения их жизни? Только через четыре дня увидели селяне, что в той стороне, за темным лесом, разом зажглись две новые яркие звезды. Светят они и поныне, потомкам о важности поиска своего земного пути напоминая, озаряя светом любви.

А у Чёрного камня больше никто не бывал, ни разу.

 

 

СЛОВО РЕБЁНКА

(из книги "Сказки Открытого мира")

– Ну вот, дружок, последний день мы вместе, – сказал дед внуку наутро. – Завтра я тебя, как договаривались, к родителям отвезу, а там соберёшься – и в лагерь поедешь.

– Да-а-а, – с грустинкой протянул Данька и нахохлился. Расставания всегда серьёзны.

Дед уже пожалел, что рано сказал об отъезде. Захотелось развеселить поскучневшего внука.

– Ну-ка, алхимик, выше нос! – произнёс дедушка нарочито бодрым голосом. – Какой там праздник у нас на примете? Может, день смеха?

– Нет, – помотал головой Данилка. – Первое апреля проведём, когда я из лагеря вернусь. Восьмое Марта у нас вчера классно прошло. А сегодня…

Данька хитро прищурил глаз и почесал затылок:

– Сегодня пусть будет Двадцать третье февраля – суровый мужской праздник.

Сказал – и тут же обрадовался. Ого! Голова мальчишки чуть не взорвалась протуберанцами желаний. Данил радостно запрыгал на месте и, захлёбываясь, затрещал скороговоркой, перечисляя все свои мечты:

– Деда, а давай, в супермаркет сходим. Прямо сейчас! Я в игрушечном отделе танк классный видел! Огромный такой, на управлении. А ещё джип настоящий, военный. Там вообще всякого оружия навалом. Каски, автоматы. Ты купишь мне пистолет, я его в лагерь возьму! Нет, лучше книгу-энциклопедию с современными пушками и самолётами – она в соседнем отделе продаётся.

Куда только грусть подевалась?! По комнате скакал маленький энергичный тайфунчик:

– Деда, а где моя солдатская форма, которую ты мне на настоящее Двадцать третье февраля подарил? А пакет с оружием? Там у меня гранаты были. Я счас буду по-пластунски ползать – увидишь, какой я ловкий!

Дед, довольный, что настроение внука улучшилось, засмеялся одними глазами и подмигнул:

– Ну, раз сегодня у нас с тобой День Защитника Отечества, то воинский порядок – превыше всего. Сначала – завтракать. Какую ты знаешь самую главную солдатскую еду?

И не дожидаясь ответа, скомандовал громко:

– Шагом марш на кухню – кашу есть! – и первым, выпрямив спину, как на параде, отправился проверять содержимое кастрюль. А следом – внук, задрав нос и старательно вытягивая ноги.

– Посмотрим, что сегодня нам бабушка на завтрак сварила. Ого, овсяная! – произвёл развёдку дед-командир.

«О, нет! Только не это!» – лихо маршировавший Данька встал как вкопанный, надул губы и промямлил сердито:

– А солдатам в армии овсянку не дают!

– Настоящие мужчины в еде неприхотливы! – сурово отрезал дед и достал из навесного шкафа тарелки.

Да, с дедом не поспоришь! Данька с обречённым видом уселся на стул. Перед его носом тут же появилась полнющая тарелка самой-пресамой противной-препротивной в мире каши. И кто эту дурацкую размазню выдумал?! Чтобы как-то отсрочить неприятный момент её поедания, пришлось прибегнуть к обходному манёвру, а именно: попытаться заговорить зубы.

– Деда, ты на войне был? – спросил Данил, с тоскливым видом водя ложкой по тарелке.

– Нет, дружок; слава богу, не пришлось, – ответил дед, с аппетитом отправляя в рот ложку за ложкой. – Ешь, защитник! С хлебом, чтобы сытнее было!

С хлебом каша проглатывалась не намного лучше.

– Почему не пришлось? Ты же говорил, что в ваше время много всяко-разных войн было, – маленький «защитник» гнул своё. – Афган, например. Или Чечня. И революции… Они, вроде, тоже военные. Помнишь, мы с тобой по телику фильм про девяностые годы смотрели? Документальный. Там по Белому дому, который в Москве, из настоящих танков палили. И ещё показывали, как люди на улицах костры жгли, баррикады строили, а солдаты с оружием на БТР-ах ездили? Помнишь? Ты, вроде бы, говорил, что тогда в Москву ездил.

Дед призадумался.

– Кино с тобой, помню, смотрели. В командировки меня раньше часто посылали, и не только в Москву. Но вот в боевых действиях никогда не участвовал. Не затронула меня ни одна война, малыш. Бог спас.

Но Даньку, оказалось, не так просто было разубедить.

– Совсем не затронула?! Ни чуть-чуточки? – недоверчиво вопрошал мальчуган. Под неусыпным надзором деда он сумел-таки запихнуть в себя ложки три противной овсянки.

– Ну, разве что своим дыханием слегка опалила, – согласился дед. Взгляд его стал задумчивым. Таким, какой бывает обычно у взрослых людей, когда они углубляются в воспоминания.

– Расскажи! – принялся умолять внук, незаметно отодвигая на краешек стола тарелку с кашей.

Дед вздохнул, помолчал немного, собираясь с мыслями, а потом заговорил:

– В то лето мы с младшим сыном Пашей – ему тогда столько же лет, как тебе сейчас, исполнилось – ездили на юг, в Краснодарский край, отдыхать. И надо же такому было случиться, что в это самое время в ста километрах от посёлка, где мы жили, на территориях соседних Абхазии и Южной Осетии разгорелся военный конфликт. На помощь пришли российские войска.

По телевизору новости каждый час, словно бомбы: то жертвы среди мирного населения покажут, то лагеря беженцев с мамами и детишками малыми. Всё население посёлка смотрело, переживало. На улицах, в магазинах, на базаре – только и разговоров было, что о войне. Местные мужчины – те вообще к мобилизации готовились, повестки из военкомата ждали. Люди идут загорать-купаться, а по железной дороге, проходящей рядом с пляжем, составы с военной техникой и войсками в сторону границы идут. Разве можно на такое спокойно смотреть? На душе тревога: что дальше будет?

Дед помолчал, пригладил волосы:

– Но та война, как внезапно началась, так быстро и закончилась; только несколько тревожных дней в памяти и осталось.

– Понятно, – произнёс внимательно слушавший внук. – И потом все солдаты, которые воевать ехали, обратно домой вернулись?

– Конечно.

– Деда, ты, похоже, не всё мне рассказал. Очень мало. Наверное, на той маленькой войне произошло какое-то чудо? – Даньке очень хотелось услышать от деда что-то необычное.

– Ну, разумеется. Наши солдаты – умелые воины, и чудо русского оружия во всём мире известно. Хотя… Я припоминаю одну необычную историю, которую рассказал мне тогда соседский мальчишка из того южного посёлка.

Данька, предвкушая интересный рассказ, нетерпеливо заёрзал на стуле. А дед, как назло, не торопился: налил себе спокойнёхонько чаю, положил две ложечки сахара, долго-долго задумчиво размешивал. Потом целую вечность намазывал на хлеб масло. Наконец заговорил:

– Имя мальчишки никак вспомнить не могу. Ну, да ладно. Маленький такой, худой, коротко стриженый, рассудительный не по годам. Всё какие-то истории нам рассказывал. Подружились они с моим сыном и играли вместе. Говорил, что мечтает стать генералом или правителем: любил с ребятами разные сражения устраивать. Мальчишки его возраста тогда все себя джедаями представляли – световых мечей накупили и целыми днями с оружием носились. Мне одна его фраза запомнилась: «Мужчины рождаются, чтобы побеждать!» Настоящий лидер! Как увидел он по телевизору разрушенные здания, плачущих женщин и испуганных детей, так сразу всем во дворе объявил, что не будет ждать и надеяться только на взрослых. Но чем мог помочь восьмилетний ребёнок?

Мальчик поделился задуманным с моим Пашкой, тот – со мной. Я выслушал, но не стал ни советовать, ни отговаривать. Подумал – обычные ребячьи фантазии и вера в сказки. А план взял и сработал! Но обо всём по порядку.

В центре посёлка росло огромное старое дерево, которое раньше считалось у местных жителей священным. Когда-то давно люди ходили к нему молиться, а старейшины посёлка устраивали сход: усевшись под кроной полукругом, в трудные времена держали совет. Несколько столетий подряд дерево-великан было проводником между Богом и людьми.

Но пришли другие времена, религиозные культы и традиции постепенно забылись, и дерево перестало быть для людей местом поклонения. Гиганта огородили цепью, окружили внешним почётом, местные жители проводили для туристов экскурсии, рассказывали гостям старинные легенды. Мы тоже к нему, бывало, после купания в море ходили – полюбоваться, прикоснуться. Красивое дерево, мощное…

Словно неторопливая река, текла дедушкина речь, и в Данькиной голове возникали-выстраивались картины далёкого южного посёлка. А дедушка продолжал:

– На второй день войны наш маленький сосед проснулся пораньше и отправился к священному дереву. Бежал так, что казалось, ещё немного – и взлетит. Мы как раз в это время в автобусе на экскурсию поехали. Словно маленький вихрь, пронесся мальчишка по тротуарам вдоль трассы, не замечая пота, стекавшего горячими струйками по щекам и спине.

В тот день было душно. Раскаленный солнцем воздух страдал от переполнявшей его влаги. Накануне прошёл первый августовский дождь, и напитавшаяся земля торопилась поделиться избытком влаги с окружающим миром.

Галерея улиц с домами, утопающими в зелени, небольшая площадь – и дерево-исполин предстаёт во всей красе. Его монументальный ствол и крона смотрелись, как собор: откуда ни подойдёшь – упрёшься глазами.

Вот цепь, и рядом – толпа равнодушных от жары туристов. Не привыкшие ощущать на себе столько солнца, белокожие северяне с жадностью ловили прохладу, даримую мощной кроной дерева-великана, ели мороженое, смеялись и, по совету экскурсовода, послушно перелезали через цепь, чтобы, прикоснувшись к дереву, торопливо сообщить ему пришедшее на ум желание. А дерево грустно внимало просьбам, копошащихся у его основания людей, и не спешило с ответом. А может, просто устало ждать.

Запыхавшийся мальчик остановился у дерева. Ему хотелось побыстрей остаться наедине с исполином. Всегда торопящиеся туристы на этот раз, казалось, совершали обряд нарочито медленно. Наконец, площадка опустела, автобусы втянули в духоту салонов разноцветную массу приезжих людей и укатили прочь в жаркое марево лета. Стало тихо. Бесшумно и надоедливо кружили осы. Торговцы сувенирами не спеша переговаривались, подсчитывая выручку.

Мальчик быстро сбросил обувь. Легко ступая, пересёк пространство, заполненное древесными корнями-венами, и прильнул к серому бугристому стволу.

После он рассказал нам с Пашкой, что обнимал дерево страстно и нежно, будто друга или близкого родственника. Сливался с ним всем существом, всеми силами, в одном стремлении, в одном желании, в одной молитве, в одной любви. Просил за всех людей земли, сохранивших разум: остановить войну. И так велико было его желание, что дерево поняло – и устремило его наверх.

А дальше случилось удивительное… Мальчик не увидел, а ощутил каким-то неведомым доселе ему чувством горы, поросшие лесом, сады и виноградники, цветы и травы, источающие тягучий летний аромат. Когда он зажмурил глаза – в жёлтом пятнистом всполохе, оттенённом играющей листвой, перед ним замелькали лица – молодые и старые, принадлежавшие разным расам и народам. Он не мог объяснить, что за немое кино он смотрит, да и не знал. Мальчуган был ещё слишком мал, чтобы задаваться подобными вопросами и понять закономерность связей всего и вся на этом свете.

Вскоре мелькание лиц закончилось, и он отошёл от дерева. Вот и всё. Теперь в его голове снова потекли обычные мысли: об играх, купании в горной речке и нырянии в морскую волну. Мальчик не спеша пошёл по белой, наполненной солнцем улочке, изредка подпрыгивая, чтобы достать листок с ветки стоящих вдоль дороги раскидистых деревьев.

А через четыре дня правитель небольшой горной страны объявил о добровольном мире. Внезапно начавшаяся и так же внезапно окончившаяся страшная война постепенно уходила с первых полос газет и новостей на второй план. Уходила, чтобы ещё долго отзываться ранами покалеченных тел и душ людей, пытающихся восстановить прежнее течение жизни.

Дед закончил рассказ, и они с внуком некоторое время сидели молча. Данил от волнения как-то незаметно для себя съел всю кашу. Потом он помог вымыть посуду и уселся, прижавшись к деду, на диван.

– Тот мальчик – настоящий герой, воин света! – наконец вымолвил Данька. – Он первым сделал шаг к миру. Хотел бы я иметь такого друга!

Ещё немного посидел в задумчивости и заявил решительно:

– Деда, не хочется мне сегодня праздник по-военному проводить. Давай лучше в поход с палаткой сходим, на великах покатаемся. Далеко, до нового моста доедем! Потом ещё что-нибудь мирное придумаем.

Дед согласился, но ещё долго сидел и размышлял о событиях того далёкого лета.

Маленький народ был спасён. Говорят этому способствовали политики, президенты, миротворцы… Конечно это так. Но вначале было слово… Слово ребёнка.

 

АЛХИМИКИ

(из книги "Сказки Открытого мира")

На улице с утра трудился дождик. Омывал запылённую городскую траву и листья, тщательно напитывал влагой землю. Данил, отправленный к деду на свои первые летние каникулы, сидел на подоконнике и смотрел, как струйки воды неторопливо сползают по стеклу, оставляя за собой витиеватые дорожки. Каждый раз разные! На столе его дожидался «взаправдашний» замок, сделанный из обувной коробки, и ещё с вечера заселённый лего-человечками. Рядом с таинственно молчавшим телевизором хранилась коробка с мультиками, герои которых не умели скучать. А под потолком висело настоящее домашнее солнце – весёлый воздушный шарик, подаренный дедом по случаю приезда внука.

Неожиданно в голову мальчугана залетела важная мысль, он не стал её скрывать и с восторгом выпалил:

– Идея! Деда, а давай поиграем вместе!

Нестарый мужчина, сидевший за компьютером, не отрывая взгляда от монитора, отреагировал весьма привычно:

– Это, парень, ты давай сам! Я – взрослый, не умею.

– Разучился?! – удивился Даня и уселся поудобнее, положив подбородок на колени. – Понимаю. Я после зимних каникул тоже забыл, как некоторые задачи решать. И правила по русскому забыл, но потом вспомнил. Ты не бойся, я тебе подскажу, как надо.

По лицу деда промелькнула едва заметная улыбка, но он не ответил, продолжая внимательно всматриваться в какие-то загадочные таблицы.

– Хорошо, – решил сменить тактику внук. – Давай всё по серьёзному. Как на работе. Ты кто по специальности?

– Химик.

– Это кто? – не понял Данька. – Скажи лучше, что делаешь.

Дед на мгновение задумался, соображая, как можно короче и понятнее объяснить свою деятельность дотошному внуку. В голове его солнечными зайчиками заметались разные специальные термины. Он повернулся и рассеянно посмотрел на маленького гостя. Данька, не шевелясь, терпеливо ждал ответа.

– Э-э-э, – многозначительно начал дед, и тут – динь! Его осенило.

Дед выпрямился и произнёс загадочно:

– Химия – это что-то вроде колдовства. Я превращаю специальный порошок в пластмассу, из которой… Да-да! Делают затем разные нужные вещи. Словом, превращаю свой труд и знания в деньги. А их уже трачу на разные покупки, необходимые мне.

– Понятно, – серьёзным голосом отозвался Данил. – Но ты же сейчас в отпуске; значит, мог бы ненадолго стать химиком наоборот?

– Алхимиком, что ли? – рассмеялся мужчина. – Это в былые времена такие чудаки жили. Теперь, пожалуй, подобных не сыщешь.

– Ну, почему же? – не согласился внук. – Вот мы с тобой, например, разве не можем стать алхимиками? Будем превращать, например, будни в праздники. Ты какой из праздников больше всего любишь?

– Новый год.

– И я – Новый год!

Данька соскочил с подоконника и запрыгал по комнате:

–Ура! Вот здорово! Сегодня мы будем праздновать Новый год!

– Но это невозможно! – удивился дед, глядя на восторженно скачущего внука. – Сегодня ещё только двадцать седьмое июня, до зимы ещё далеко.

Но Даньку было не так-то просто сбить с задуманного пути:

– Почему ты думаешь, что такого не может быть? Разве наша планета в курсе, какой у неё сегодня день? Или птицы об этом знают? Люди сами календарь придумали; значит, можно сделать и другой, если договориться. Вот, как мы с тобой сейчас. Если ты согласен праздновать сегодня Новый год, то давай так и сделаем!

Легкий сквознячок приоткрыл дверь, и в комнату влетел путешествовавший по дому воздушный шарик солнечного цвета.

– Вот видишь – нас уже трое! – обрадовался мальчик. – Может, начнём?

Ошарашенному деду ничего не оставалось, как развести руками и кивнуть в знак согласия. И дело закипело.

Перво-наперво надо было нарядить ёлку. Её, спящую на антресолях, достали, разбудили, устроили ей душ в ванной, и стали наряжать по-летнему новогоднему. То есть, разными подходящими для этой цели фруктами. Скоро деревцо ожило. На его веточках появились гроздья винограда, весёлыми серёжками повисли финики, абрикосинки, персики и киви. Внушительные груши и бананы вальяжно разлеглись полукругом под ёлкой, а спелые ягоды клубники наотрез отказались покидать свою дружную компанию и согласились только на то, чтобы украсить собой глубокую вазочку на праздничном столе.

Оленей и лошадок в доме не оказалось, поэтому новоиспечённые алхимики решили, что Дед Мороз вполне может приезжать на скейтборде, а для пущей таинственности пусть будет в каске и очках для плавания.

Самым сложным оказалось приготовить снег. Без него Данька праздновать Новый год никак не хотел. Имитацию снега белыми простынями главный режиссёр праздника наотрез отверг. Наконец, дед согласился (только ради особого дня!) нарушить тщательно поддерживаемый в квартире порядок и устроить совершенный кавардак, пожертвовав для изготовления «взаправдашнего» пушистого и летающего снега все черновики на бумаге со специально-новогодним названием «Снегурочка».

Резка бумаги и вырезание снежинок заняли достаточно много времени, поэтому для праздничного стола алхимики успели приготовить только два вида салата из тринадцати запланированных – один с редиской, укропом и зелёным луком и другой, ярко-помидорный с хитро запрятанными в сметане огурцами. Зато придумали и разучили под стук дождя специальный танец для новогодней дискотеки, и когда вернувшаяся с работы бабушка вошла в квартиру, изумлению её не было предела.

Звучала праздничная музыка, прямо из коридора начинались сугробы мелко нарезанного бумажного «снега», на столе в большой комнате красовалась увешанная фруктами ёлка, а два одинаково счастливых Деда Мороза (озорники не смогли договориться, тут ничего не поделаешь!) под записанный в компьютере бой курантов хором прокричали:

– С Новым годом!

– Боже мой! – всплеснула руками оторопевшая бабушка. – Неужели праздник?!

– Это тебе! – лукаво подмигнул Дед Мороз-старший и протянул супруге букет пионов. – С новым счастьем!

– Новогодняя дискотека! – важно провозгласил Дед Мороз-младший.

Он поправил красный колпачок и сползшие очки для плавания и первый осыпал бабушку «снегом».

Что тут началось! Можете себе представить? Настоящий карнавал!

– Не беспокойся, мы с дедом всё потом уберём! – кричал Данька, со смехом увёртываясь от хохочущей бабушки. – Ведь завтра устроим другой праздник – Восьмое Марта!

 

Гл.2 Ветер перемен

(из книги "Спасти звезду")

В которой заяц Чик находит упавшую звезду и отправляется в первое в своей жизни путешествие.

 

Становилось темнее и темнее. Будто таинственный художник постепенно закрашивал яркие цвета серой краской. В темноте пришёл дождик. Маленький, несмелый: кап-кап, кап-кап. Накропал, будто стеснялся показать, на что он способен.

Погрустневший Чик уселся на крылечке своего небольшого домика. Скоро маленькие тучки разбежались, прихватив с собой невесомые капли, и на небесном покрывале засверкали звёзды. Заяц потянул носом и лизнул язычком ветер. Тот дышал приятной свежестью и ласково тормошил шёрстку. «А может, это тот самый «ветер перемен», о котором много раз рассказывал Леший? Тогда не стоит чересчур печалиться и ждать страшный Циклон? А если он вовсе и не страшный, и с ним можно договориться?» Вопросам зайчишки не было конца.

Вдруг одна из звёздочек таинственно подмигнула и стремительно понеслась вниз, оставляя за собой серебряную дорожку. «Надо успеть загадать желание, – промелькнуло в голове зайчонка. – Я хочу…»

– Ой! Хочу приключений, тёплых дней и… Прилетай скорее в наш лес, пожалуйста! – успел произнести Чик скороговоркой.

И – о, чудо! Над верхушками деревьев тут же появилась движущаяся серебряная капля.

– Ура! – закричал Чик и побежал так быстро, как только мог.

Но вскоре остановился и стал нетерпеливо осматриваться. «Звёздочка где-то здесь, сейчас я её найду!» – приговаривал Чик, старательно раздвигая траву. Рядом с кустом черёмухи что-то блеснуло. Зайчик в два прыжка подскочил туда и обнаружил лежавший в траве небольшой серебристый комочек. Нагнулся и взял находку в лапки. Звёздочка была такая легкая, почти невесомая. Полузакрыв глаза, она тяжело дышала.

– О-ё-ёй! – покачал головой Чик и осторожно понёс находку в хижину.

Толкнув дверь, зайчик заметался по комнате, не зная, куда устроить неожиданную гостью. На глаза попался пустой аквариум, который подарили друзья на день рождения. Ещё недавно Чик мечтал завести себе рыбку, но желание быстро угасло и подарок уже не радовал глаз. Оказавшись в стеклянном домике, звездочка вздохнула и смущённо вспыхнула:

– Где я?

Чик остолбенел. На него в упор смотрели два сияющих небесно-голубых добрых-предобрых глаза. В них было столько надежды, что заяц непроизвольно выпрямил спинку: захотелось сделать для маленького неизвестного существа всё возможное и даже невозможное.

– Кто ты, незнакомец? – нежным голоском спросила-пропела звезда.

Заяц спохватился, шаркнул ножкой, как когда-то учила мама-зайчиха и представился:

– Зай Чик. Можно просто Чик, меня все так зовут.

– А я – Мира! – прошептала звезда. – Что со мной? Просто таю от слабости. Помню, долго летела, летела…

– И прилетела! Ты – моё желание!

В ответ звёздочка зевнула:

– Ох, прости, засыпаю! – ярко вспыхнула и прикрыла глаза.

– А, ну да, конечно, отдыхай с дороги! Спокойной ночи! – пробормотал Чик, попятился к кровати и тоже полез в постель.

– Утро вечера мудренее! – он зевнул и мгновенно уснул.

За окном тоненький дождь еле слышно напевал колыбельную песенку.

Наутро Чик обнаружил, что найденная вечером звезда всё ещё очень слаба. Она лежала одиноким комочком на дне аквариума, изредка открывала глазки и вздыхала. Свет, исходивший от неё, был слабее обычного ночника. Заяц задумался об угощении, но что едят звезды – не смог ни спросить, ни догадаться. Он укладывал Миру на подушку, носил на руках по дому, показывая своё жилище, рассказывал про лес и небо в тучах, но маленькая гостья оставалась безучастной.

– Во мне закончился «ах»! – еле прошептала она.

– А кто такой «ах»? – переспросил Чик. – Может, его у кого-нибудь попросить? На время, пока не вырастет свой.

Звезда устало качнулась на подушке.

– Тогда выменять или купить?

Но Мира отвергла и это предложение.

– Это было у меня внутри, когда я двигалась. Интерес. Энергия! Теперь я почти погасла. А хочу быть и светить! Я же всё-таки звезда! – еле слышно прошептала гостья с такой грустью, что у зайца защемило в груди.

И Чик стал собираться в дорогу. Он не знал, как спасти звезду, но даже это незнание придавало ему решимости довести дело до конца или, по крайней мере, сделать всё, что в его силах.

Заяц достал с антресолей старенький рюкзак, доставшийся по наследству от папы, встряхнул его, чихнул пару раз от вылетевшей пыли, принёс небольшой вилок капусты с огорода и задумался, что бы ещё взять с собой. Дальше своего небольшого лесочка он ещё никогда не бывал, поэтому понятия не имел, что бы ему могло пригодиться в путешествии. Конечно, неплохо было бы посоветоваться по такому случаю с опытным Лешим, но взглянув на тускло мерцающую звезду, Чик подумал, что это займёт слишком много времени, и решил отправиться налегке. Взял несколько морковок, кружку, ложку, миску, ножик, небольшой котелок и крепкую верёвку. Погода, по его мнению, должна была установиться по одежде, а так как со вчерашнего дня она ничуть не изменилась, значит, не стоило и волноваться.

«Вместе весело шагать по просторам!» – запел Чик любимую песню и отправился на кухоньку, чтобы сытно позавтракать. В залог доброго путешествия.

О том, чтобы тащить с собой громоздкий аквариум, не могло быть и речи, поэтому, насытившись, зайчик пристроил гостью в тёплую шапку с помпончиком, чтобы взять её с собой, прикрыл дверь покрепче и шагнул за порог.

Обернулся и помахал рукой на прощание:

– Пока, милый дом! Не скучай, я обязательно к тебе вернусь!

– Эт-то к-куда ты Собр-рался? – протрещала Сорока, когда Чик с рюкзаком за плечами появился на полянке.

– Не знаю! – честно признался заяц.

– А зачем? – не унималась Сорока.

Чик пожал плечами.

– Ну, прямо сказка какая-то! Пойду туда – не знаю куда, найду то – не знаю что! – застрекотала Сорока. – Может, тебя ещё ждать – не знаю когда и непонятно где?

– Всё может быть! – охотно согласился Чик.

– Ну, тогда и скатертью дорога! Где наша не пропадала! Семь бед – один ответ! Что не делается – всё к лучшему! – протрещала шумная Сорока и взвилась с дерева, стряхнув мимоходом с ветки капли дождя.

«Возможно, я совершаю ошибку. А может – так и надо, время покажет. По крайней мере у меня не было намерения делать глупости и это – главное!» – подумал Чик и, придерживая звезду, тихо посапывающую в шапке, зашагал по дорожке.

Знакомая с детства тропинка вела себя приветливо. Чику кивали строгие берёзки, раскланивались желтеющие осинки, и даже знакомый Самый Большой Дуб одобрительно прошумел на прощанье и кинул на удачу пригоршню желудей.

Но когда Заяц очутился в соседнем лесу, который все звери называли «Густой» (он приходился двоюродным братом Родному), пришлось выбрать другую дорожку. Характер у новой оказался вздорным. Она то петляла между молодых сосен, то поднималась на пригорок, чтобы дерзко сбежать к малиннику, то ныряла под поваленные деревья, а однажды даже завела в такую чащу, что у Чика от страха задрожали ушки и сердечко чуть-чуть не свалилось в левую пятку. Зайчишка дал такого стрекача, что не заметил, как очутился у оврага, по которому, подпрыгивая по камешкам, бежал худенький ручей. Чик поискал глазами – своевольной тропинки и след простыл.

– Здрасте! – пробормотал оторопелый заяц.

– Привет! – пропел в ответ ручеёк.

– Похоже, я немного заблудился. Как отсюда выбраться, не подскажешь?

– Конечно! – колокольчиком прозвенела вода. – Я тут всё знаю, потому как я – ключ. И не простой, а информационный! Всем ответы даю. Тебя какая тропинка интересует? Ближайшая – во-он там, рядом с полем. Убежала прогуляться.

Заяц наклонился, зачерпнул воды, напился, отдышался.

– Странная она какая-то. В Родном лесу дорожки не такие, послушные.

– Да, эта с норовом. Ей даже прозвище дали – Чопопальная, потому что делает что попало. Да ты не беспокойся! Выберешься. Просто с нашей тропинкой вначале общий язык нужно найти. Она неплохая, вот увидишь!

– До свидания! – помахал ему лапкой Чик и отправился в поле искать своенравную стёжку-дорожку.

Выбравшись из оврага на пожухлое осеннее поле, зайчик увидел две абсолютно одинаковые параллельные тропинки и от неожиданности растерялся. Невдалеке, шумно ворча, старательно трудился трактор: выворачивал острым плугом ровные пласты земли, по которым, подобострастно кланяясь, ходили вороны.

«Так вот кто такие колеи натоптал!» – догадался заяц, и хотел было спуститься обратно к ручью, но увидел ещё одну дорогу, недавно появившуюся в этом краю. В отличие от лесных, она была просто широчайшая! Чик слышал, что такое чудо называется «шоссе» и лесным жителям его лучше остерегаться. «Пустынная трасса» – гласил нарядный указатель. Широкая дорога упиралась в горизонт и хвасталась ровной окраской – цвета тучи.

– Вот это да! Каких только путей не встретишь! Как же выбрать нужный? – вслух произнёс Чик, и тут же услышал из травы:

– Не меня ли ты ищешь, приятель?

По краю поля струилась тоненькая озорная тропинка. Чик обрадовался. Худенькая и извилистая, она показалась зайцу подходящей и почти родной.

– Куда пожалуете? – вежливо спросила едва заметная стёжка.

– Пока не знаю, – пожал плечами Чик. – Я в путешествиях ничего не смыслю – новичок.

– Ладно, договоримся! – и тропинка с радостью приняла в свои объятья быстрые заячьи лапы.

 

ДЕВОЧКА И ДРАКОН

(из книги "Сказки Открытого мира")

Жила девочка, которая очень любила петь. Голос у неё был сильный, звонкий, и мелодию она выводила красиво, а вот петь при людях стеснялась. И от родителей таилась. Не было в их семье любителей пения, да и среди окружающих подобных увлечений не встречала, вот она и думала, что это дело нестоящее. «Несерьёзное», – так говорил строгий папа. Он работал кузнецом и одобрял только нужные вещи, сделанные своими руками.

Каждый вечер, справившись с дневными обязанностями, девочка убегала на озеро, садилась на бережок – и душа её раскрывалась. Заслышав чарующие звуки, замолкали, прислушиваясь, птицы; олени поднимали рога и начинали танцевать диковинные танцы.

Лёгкий ветерок, касаясь губ девочки, слегка охлаждал её дыхание и, зачарованный, разносил весть о певунье по окрестностям. Шелестели, вслушиваясь, травы. Бархатные тени скользили по вечереющим горам. Даже солнце, перестав купаться в облаках, ненадолго выныривало и посылало девочке приветственный лучик.

– Восхитительно! Ах, как восхитительно! – восторженно трепетали крыльями бабочки и стрекозы.

Но маленькая певунья не замечала ничего. О чём она пела? О том, что чувствовала её душа, что любило её маленькое сердце, открытое всем чудесам, которые случаются на матушке-земле.

И вот однажды, когда девочка по обыкновению радовала мир пением, к озеру подкрался огромный дракон, схватил юную певунью и унёс её далеко-далеко, в тёмный замок, стоящий на вершине высокой скалы.

Боже мой! Как плакала и умоляла девочка отпустить её. Ведь дракон оказался не просто большим, но ещё и безобразнейшим чудовищем, а жилище его – мрачнее самой страшной пещеры. Но дракон не хотел слушать никакие мольбы и увещевания.

– Я хочу, чтобы ты пела! – грубым голосом приказал дракон девочке. – Пой! – и обжёг воздух огненным дыханием.

Девочка ужасно испугалась! Сердечко её бешено колотилось, а руки, прижатые к груди, сами собой сжались в кулачки. Но что она могла поделать? Противиться дракону означало немедленную смерть!

«Пусть я умру, но сначала спою свою самую любимую песню!» – подумала девочка и закрыла глаза. В мрачном логове раздались необыкновенные звуки.

Словно горный ручеёк, звеня прохладой, побежал по камушкам, словно алое солнце обняло просыпающуюся землю…

Девочка всё пела и пела. И – о, чудо! Стены мрачного замка стали постепенно светлеть. Волшебной песней, как слезой, омыло все трещинки и потёртости тёмного камня, и он стал чище, наряднее. А музыка всё звучала. Плавная мелодия трепетно касалась стен… и они не выдержали, начали превращаться… в горный хрусталь! Лучи солнца озарили его, и он засверкал, заискрился всеми цветами радуги. В замке повеяло ароматом фиалок и горного ландыша, пол пророс нежной травкой – и чудесам, казалось, не будет конца!

И когда юная певунья закончила песню и открыла глаза, готовая встретить самую страшную казнь, изумлению её не было предела. Вокруг сияли стены прекраснейшего замка, а напротив, не отрывая от неё глаз, стоял юноша. В углу комнаты валялась небрежно брошенная драконья шкура.

– Ты убил дракона? – воскликнула поражённая девочка.

– Я убил злого дракона в себе! – ответил юноша. – И в этом помогла мне ты!

И он поведал свою историю:

– Я был злым и жестоким и натворил много ужасных дел. Моё сердце обросло бронёй, ум не воспринимал ни мольбы жертв, ни голос совести. Добрый волшебник, присланный по воле Великого Духа, чтобы уберечь от моего неправедного гнева невинных людей и животных, превратил меня в отвратительного дракона. Целыми днями я метался по замку и окрестностям, желая снять проклятие – шкура дракона была мне невыносима. Твоё чарующее пение сорвало доспехи с моего сердца, и я ощутил другой мир! А сейчас я отвезу тебя домой.

– Но как мы вернёмся? – прошептала девочка. – Ведь вокруг замка только неприступные острые скалы, а ты – уже не дракон, который умел летать?

– Нет, я всё ещё дракон, – ответил юноша, склонив голову, чтобы не показать навернувшиеся слёзы. – Мужчинами не становятся в одночасье. Но я верю, что смогу найти в себе силы и волю, чтобы совершить снимающий чары поступок. Хочу навсегда остаться человеком.

Юноша набросил на себя шкуру дракона и вновь превратился в безобразное чудище, но оно уже не пугало девочку. Юная певунья отважно забралась на спину чудовища, они выбрались из хрустального замка и полетели.

– Где ты была? Мы тебя повсюду искали! Говорят, в округе появился страшный дракон! – накинулись на девочку родители, когда она появилась на пороге дома вместе со статным юношей. – Спасибо тебе, незнакомец. Наша дочь так беспечна!

– Это я должен вас благодарить – ваша дочь спасла меня! – ответил юноша. – У неё божий дар – необыкновенный волшебный голос. Не надо утаивать его, не надо стесняться петь.

– Я буду помнить тебя! Буду мысленно разговаривать с твоим сердцем! – прокричала девочка на прощание, когда юноша сделал шаг, чтобы уйти.

Далеко в горах и во времени затерялось село, где жила девочка, и мы не знаем, чем закончилась эта сказка. Но сердца людей тают, когда они слышат чарующее пение и музыку. Даже души грешников вспоминают, что такое любовь. А дети с тех пор обожают рисовать драконов.

 

КЛЯКСЯ

(из книги "Сказки Открытого мира")

На уроке рисования ребятам было дано задание: изобразить сказочных героев. Оленька недолго думала: свою любимую сказку на альбомный листок пригласила. Нарисовала избушку на курьих ножках, из окошка косматая баба-Яга выглядывает. Потом добавила елочек да берёзок – вырос лес до небес, а оттуда маленькая Машенька в ярком сарафанчике на полянку вышла. Девочка грибы-ягоды собирала, да заблудилась и, изрядно поплутав, вышла к чудному домику.

Хороший рисунок получился, самой Олюшке понравился, а если бы её ещё похвалили, то точно запрыгала бы от радости! Хотела девочка подарить сказке последний цветочек и рисунок на проверку учительнице отнести, да чуть-чуть не рассчитала: много воды на кисточку набрала. Сорвалась на листок большая красная клякса.

– Ой! – вскрикнула девочка. – Что я наделала, весь рисунок испортила! – а слёзки будто этого и ждали, из глаз девочки так и брызнули.

Первым происшествие заметил Максим, сидящий наискосок от Оли. Он давно уже крутился на стуле, не зная, чем заняться.

– Вот это да! Какая здоровенная! – воскликнул мальчик. И, желая разглядеть весь рисунок девочки, вскочил со своего места.

– Семушин, сядь! – последовало замечание учительницы. – Прокрутишься, опять ничего не успеешь!

Максим с унылым видом водрузился обратно на стул и нехотя взял в руки кисточку.

Услышав Олины всхлипывания, сосед по парте Данилка перестал болтать ногами. Напевая себе под нос, он раскрашивал толстенного дракона, похожего на шкаф. Оторвавшись от своего занятия, он поднял на Олю удивленные глаза:

– Ты чего?!

Девочка, не говоря ни слова, качнула головой и одними глазами показала на рисунок. Увидев кляксу, мальчик презрительно хмыкнул и махнул рукой:

– Нашла из-за чего реветь. Ерунда какая! Вырви листок, скомкай вот так – жам-жам, – Данилка показал ладошками, будто хотел слепить снежок. – И выкинь вон, в урну! – сказав это, он прицелился и резко вытянул вперёд руку. – Пиу! Пусть летит! И другую сказку рисуй!

– Жалко! – пробормотала Оленька и шмыгнула носом. – Хороший рисунок получился. Думаю, сказки вообще нельзя выкидывать. Без них скучно будет!

Прислушиваясь к разговору ребят, Даша, сидевшая в соседнем ряду, вытянула тонкую шею. Стрельнув любопытными глазками на Олин рисунок, она по-детски громко ужаснулась:

– Ой! Не повезло-то как! Теперь уже пятерку не поставят! – она сочувственно покачала головой. Но, заметив взгляд учительницы, послушно уткнулась в свой альбом и принялась раскрашивать кривенького Колобка.

На шум обернулся Андрей, сидящий впереди Оленьки. Увидев испорченный рисунок, он затряс вытянутой рукой в воздухе:

– Светлана Николаевна! Светлана Николаевна! У Оли клякса!

– Ты, дурак, чего разорался? Сами справимся! – зашипел на него Данилка и сердито ткнул кисточкой Андрюшку в плечо.

– А чего? Я ведь ничего! – испуганно пробормотал тот в ответ и, втянув голову в плечи, торопливо отвернулся.

Данилка же хлопнул ладошкой по столу и пробубнил себе под нос:

– Ябеда-корябеда, только жаловаться умеет. Мне из-за него каждый раз попадает!

Валерке, соседу Андрея, тоже стало интересно, что происходит за его спиной. Положив кисточку на крышку пенала, он обернулся. Обнаружив яркую кляксу на Олином рисунке, произнёс тоном знающего человека:

– А! Это очень легко исправить. Просто вырежь из белой бумаги кружочек и заклей кляксу.

Оля замотала головой:

– Нет, будет смешно и некрасиво! Тут что-то другое нужно придумать.

Но Данилке уже не терпелось:

– Другое? – засопел он от возмущения. – Давай ножницы и клей! Я тебе мигом кружочек вырежу, точь-в-точь по размеру кляксы. Нормально будет! Ну? – и он вопросительно посмотрел на соседку.

– Эй, чего у вас там? Покажите! – послышались сзади любопытные голоса.

Возникшее оживление прервал голос учительницы:

–Четвёртая парта! Разговорчики! Заканчивайте работы и сдавайте.

Ребята ненадолго уткнулись в свои альбомы.

Оля вздохнула, провела рукой по глазам, вытирая остатки слёз и, глядя на свой рисунок, сказала с упрёком:

– Ты зачем, противная клякса, ко мне на листок прыгнула? Из-за тебя Машенька сейчас от бабы Яги не спрячется, из леса не вернётся, с мамой-папой не увидится!

И вдруг ей показалось, что у кляксы сделалась такая разобиженная мордашка, будто она тоже собралась плакать.

– Ты расстроилась?! – Оля округлила глаза. – Я же пошутила! И не огромная ты вовсе, а маленькая хорошенькая…Клякся. Да, Клякся! Я тебя так и буду звать! Хочешь, я тебе ротик и глазки подрисую, весёлым колобком сделаю? Покатишься по лесным тропинкам и выведешь Машеньку к родному дому.

Но разобиженная Клякся продолжала грустно сидеть на своём месте. Оля всплеснула руками:

– Ну, что я говорю! Колобок ведь жёлтенький, а ты, Клякся – красная, не по сказочному выходит! Да к тому же, колобок какой-то уж чересчур доверчивый: не перехитрить ему бабу Ягу, не вывести Машеньку из леса.

Оля поправила на голове резинку, сползшую с хвостика, и задумалась:

– Давай, я красной краски наберу, хвостик и лапки тебе пририсую, в хитрую лису превращу, – предложила она кляксе. – А ты уж постарайся – обмани бабку-Ёжку и спаси Машеньку!

В ответ клякса ещё сильнее нахмурилась, но так и не проронила ни слова.

– Как же я не подумала?! – встрепенулась Оля. – Все ведь знают, что хитрая лиса только для себя старается! Обмануть норовит! И тебе не хочется с ней дело иметь… Хм. Лучше, давай-ка, ты паровозиком будешь, – предложила девочка. – Пририсую тебе трубу, колёсики. Заведёшься и вывезешь мою Машеньку из леса. Хотя…

– Паровозик – это, конечно, хорошо! – размышляла Оля, вертя в руках кисточку. – Только в этом лесу рельсы ещё не проложены, а без них паровоз ездить не умеет. И что же делать?

Поглядела Оленька на кляксу, и показалось ей, будто та совсем пригорюнилась.

– Ты что? Тебе здесь не нравится, да? – не на шутку забеспокоилась девочка. – Может, ты из моего альбома уйти хочешь? Погоди, Кляксенька, не уходи! – попросила она. – Я к тебе привыкла, без тебя мне скучно будет! Я уже решила, кем ты будешь на моём рисунке: мешочком с фантазиями! Развяжет его девочка Машенька, и посыплются из волшебного мешочка разные придумки: клубочки – из леса выводилки, гномики-дружочки – бабки-Ёжки обхитрюшки. Сколько новых сказок мы с тобой и кисточкой придумать сможем! Ты мне, Клякся, очень даже пригодишься!

Услышав такие слова, Клякся расплылась в довольной улыбке, подмигнула, и – о чудо! Вмиг превратилась в волшебный мешочек.

Оленька от него много новых сказок услышала. Необычных, современных, про всё, что на свете видела или о чём подумала. Разлетелись те сказки по свету, а потом в книжку собрались. Добрым людям на прочтёние.

 

ПОДАРОК

(из книги "Как дела, пятый "А"?)

Я шёл вдоль витрин магазинов, еле передвигая ноги. Настроение нулевое. Меня догнал розовощёкий и безмерно довольный Санёк и шутя стукнул по плечу:

– Привет, Жень! Ты чего такой грустный?

– А чего веселиться-то? Деньги потерял. Полез в карман – а там пусто! Не понимаю, куда они могли деться?

– Может, ты их не в карман, а в сумку положил? – участливо спросил Саня.– Сними рюкзак, давай вместе посмотрим.

– Пустое дело! – хмуро ответил я. – Уже сто раз всё перевернул. Нет и всё! Исчезли!

– Может, выронил? – высказал Санёк другую версию.

– Да какая теперь разница! – махнул я рукой. – Думал маме подарок к Восьмому Марта купить – компьютерную мышку; ну, и сестре заодно что-нибудь присмотреть. А теперь – всё, в магазины можно не соваться!

– Это не беда! – воскликнул Сашка. – Есть идея! Возьми у меня одного хомячёнка – отдам бесплатно.

Я отказался. Недавно шустренькая хомячиха Стеша принесла Сане крохотных малышей, от которых он был без ума. Сане приходилось оберегать их то от непутёвой мамаши (чуть было не съела потомство), то от своих назойливых братьев (мечтали заиграть-засмотреть-загладить). Завести животное мне бы очень хотелось, но это было абсолютно невозможно: из-за зловредной Тимохиной аллергии даже голого кота взять нельзя!

– Тогда своё уважение к Женскому дню можно в другом виде преподнести! – Саня твёрдо намеревался выручить меня из беды. – Вспомни: что ты умеешь делать легко, быстро, просто и своими руками?

– Сто раз отжаться!

– Это как-то неподарочно! – Санёк почесал подбородок. – А может, тебе к папе приплюсоваться? Объяснить: мол, так и так, пусть будет им сюрприз от двух персон, а?

– Не прокатит! – вздохнул я уныло. – Ты моего папу не знаешь! У него дождаться праздника никогда терпения не хватает. Уже два дня, как отпрезентовался – поселил в каждой комнате по пушистому цветку на постоянное жительство, специально для мамы с Машей. А нам с Тимофеем графики поливки вывесил.

– У-у-у-у, проблема! – пробасил мой друг. – А если концерт устроить: спеть что-нибудь или сыграть, а?

Я лишь отмахнулся:

– Не выдержу конкуренции! Вчера папа с Тимкой целый вечер на гитаре бацали и всяко-разно выли! Мама их мартовскими котами обозвала и в гости к тёть-Наташе ушла. Но назавтра-то постараются – споют, каждый ведь собственную тональность обнаружил!

Саня покачал головой:

– Ты сегодня на себя не похож! Скучны-ы-ый! Будто медуза в рейтузах!

– Ха-ха-ха!

Это было действительно потрясающе! Придумать же такое – «медуза в рейтузах»! Представил себя таким унылым слизнем в прикольном костюмчике, и снова расхохотался, да так, что всё моё потухшее настроение исчезло, испарилось, улетучилось в одно мгновение.

Друг тоже оживился:

– Преподнеси подарок в виде помощи! Я всегда так делаю. Например, пол вымою или ручки от сковородок в одну сторону поверну, чтоб красиво было – мама и радуется. Пойдем, посмотрим, какие у тебя дома неотложные дела имеются.

И мы пошли ко мне. Зайдя в квартиру, Сашка по-хозяйски огляделся по сторонам и предложил.

– Можно ремонтик небольшой сделать. Покрасить что-нибудь, вот тут и тут, например.

– Ну, ты даёшь! – фыркнул я. – Ремонт – это надолго, папа его ещё осенью начал и до сих пор не закончил, а Восьмое марта – завтра. – Да, перестань ты пялиться по сторонам, я уже решил, что сделать нужно. Бельё погладить – это раз, и что-нибудь на ужин приготовить – два. Еда вообще нашим коронным сюрпризом быть должна: мама приходит с работы уставшая – надо постараться. Будем жарить рыбу!

– Может, лучше яичницу? – мой компаньон явно намеревался увильнуть от трудностей.

– Не прокатит, слишком ежедневно! – отказался я.

– Так мы её оригинально сделаем: на большой сковородке! С любовью! И открытку подпишем!

– Знаю я твои открытки! – проворчал я. – Опять пятьдесят ошибок в одном предложении сделаешь!

Саня даже икнул от неожиданности и возмущённо вытаращил глаза.

– Пятьдесят?! Когда такое было?!

– А кто писал: «Проздровляим с 8 мартом, жалаем всиго наилутчего»? – передразнил я, старательно коверкая слова.

– Чего?!

– Наилутчего! Не помнишь, что ли?!

– Это когда было! В третьем классе! – обиделся Саня. – Ладно, давай твою рыбу!

Хмурый Саня вразвалку отправился на кухню, а я потрусил следом – готовить рабочее место. Достал нож, сковороду, бутылку с маслом, извлёк пять розовых морских окуней из холодильника и показал на висящую на стене разделочную доску:

– Давай, шеф-повар, действуй!

– Будь спок! Сейчас всё шедевренно приготовим! – Саня уверенно взял нож в одну руку, а другой осторожно, двумя пальчиками, поднял рыбину за голову, и произнёс задумчиво:

– Как ты думаешь, Жень, голову лучше сразу отрезать или на потом оставить?

– Давай сразу, – решил я. – Позовёшь меня, когда ампутируешь, а я пойду в комнату выполнять вторую часть плана.

Вытащил гладильную доску, раздвинул железную ногу-подставку – и только хотел установить, как из кухни послышался Сашкин крик:

– А-а-а-а!

От неожиданности тяжеленная гладильная доска выскользнула из рук и с грохотом бабахнулась на пол, и – прямо по ноге. Не промахнулась, гадина! Тут уж взвыл и я.

Сашка продолжал жалобно стонать. Я, прихрамывая, поскакал на кухню.

Мой помощник сидел на табуретке и махал в воздухе рукой.

– Надавил и почти по пальцу врезал! – рыдал он. – У этой рыбины башка, как у акулы, еле с ней справился.

– «Почти»! Да из-за твоих девчоночьих капризов я чуть ногу не сломал – и то не плачу!

– Этот окунь чересчур скользким оказался! – не слушая, бормотал Саня. – Попробовал бы ты с ним побороться – просто зверь, хитрющий и наглый! Три раза на пол убегал!

На столе распласталась безголовая рыбина. Я скептически потыкал пальцем в красный стылый бок и присвистнул:

– Во дела! Да она ещё и в чешуе!

– Не бойся! Это я умею, мигом счищу! – Сашка схватил тушку за хвост, поднял перед собой и на весу со всей силой скребанул по ней ножом. Рыбина, стрельнув чешуёй, выскользнула из рук и нырнула на пол.

–– Видишь, какая дикая?! Жаль, я ей голову отрезал. Держать теперь не за что, – пробормотал Саня, вытирая о себя руки.

– Ничего! Не поваляешь – не поешь! – ответил я маминой поговоркой. – Давай, другую возьмем, головастую, там ещё четыре штуки остались.

Следующий подопытный экземпляр мы держали вдвоём: Сашка накрепко вцепился в хвост, а я пробовал удержаться за жабры и командовал.

– Давай, скреби! С хвоста начинай!

Друг вздохнул, зачем-то плюнул через плечо, и начал дело. Под натиском ножа упругие чешуины полетели во все стороны, словно трассирующие пули.

– Обстрел! Ложись! – засмеялся я, отворачиваясь. – Ха-ха-ха, у тебя все волосы, нос и щеки, будто в бисере!

– Ой, в глаз попало! – заорал Сашка и выпустил рыбий хвост из рук.

Я машинально разжал пальцы. Недочищеная рыбина снова выскользнула.

Зажмурившийся Сашка запрыгал на одной ноге и опять затряс в воздухе рукой, дуя на палец.

– О-о-о! – кричал он. – Ещё и укололся! О плавник! Он, зараза, такой колючий! И где вы такую дурацкую рыбу взяли?! Купили бы минтай, помыли – и на сковородку! И чистить не надо!

– Сейчас примем меры предосторожности! – успокоил я друга. – У меня есть хозяйственные перчатки!

Открыл ящик, с разными хозяйственными предметами, и вдруг увидел там старую папину электрическую бритву, которой он давно уже не пользовался.

В голову стукнулась мысль, я предложил:

– Слушай! У меня есть идея! Давай рыбу бритвой очистить попробуем!

– Вот это круто! Давай! – одобрил Саня.

Через минуту, мы, вооруженные бритвой и резиновыми перчатками, в очках для резки металла вернулись на кухню. На мне красовался цветастый фартук и бандана, заменяющая поварской колпак. Сашке такой спецодежды не досталось и он, чтобы не измазаться, разделся и перепоясался старой шторой.

На доске уныло лежали, ожидая участи, ещё три окуня.

– Ну, что ж, начнём, – сказал я сурово и воткнул вилку в розетку.

Бритва монотонно зажужжала. Я начал водить ею по чешуе, но та и не думала отделяться.

– Твоё инженерное решение – ерунда! – резюмировал Саня. – Тут не бритву надо, а машинку для стрижки волос. У тебя же была – супер-ядрёная, что хочешь, сострижёт, не только чешую.

В прошлом году Саня, желая сэкономить, уговорил меня сделать ему модельную стрижку. Попытка окончилась неудачей: я забыл поставить специальную насадку и провёл машинкой посередине головы. Пришлось стричь наголо. Сашка потом две недели на меня злился, а я ещё решил подбодрить друга фразой «волосы не зубы – вырастут» и получил синяк под глаз. Так мы и ходили на пару, как два бандита: он – лысый, я – с фингалом.

Я побежал за машинкой.

– «Браун», – прочитал Саня, беря «ядрёную штуку» руками в огромных резиновых перчатках. – Фирма солидная, не хухры-мухры!

– Ты с неё насадку сними, под «ноль», рыбу стричь будем, – посоветовал я другу и захохотал.

Саня сердито покосился на меня и включил аппарат. Фигурное лезвие «Брауна» с ревом вонзилось в рыбий бок, чихнуло и заглохло.

– Техника не выдержала! – заключил я упавшим голосом. – Придётся обратно спрятать, чтобы не попало!

Рыбу мы дочистили в полном молчании. Забрызгали всю кухню чешуёй, но не отступили и довели дело до конца. Затем, оставив Сашку наедине с будущим ужином и получив от него твёрдое заверение в успешном завершении готовки, я поплёлся утюжить бельё.

Погладив пару носовых платков, только взял шорты сестры, как вдруг на кухне раздался грохот падающей жестянки, а следом – дикие вопли шеф-повара. Бросив утюг, я взвился над гладильной доской, как джин из сказки про Алладина, и через пару секунд был на месте происшествия.

Бедолага-повар распластался посреди кухни. Рядом высилась горка муки и валялась пустая железная банка.

– Два кило муки! Я только вчера за ней в магазин бегал! Тебе ничего доверить нельзя! – орал я, что есть мочи.

– Извини. Скользко, подкатился! Рыба ненормальная – сто раз падала! – оправдывался Саня, отряхивая прилипшую муку. – Да ты не волнуйся так, сверху мука чистенькая, сложим аккуратно – и все дела!

– Тебе хорошо рассуждать, – проворчал я и со зверской рожей, полез в стол за ложкой.

Бережно, словно археологи на раскопках, мы слой за слоем переложили муку с полу обратно в банку. Грязные остатки засосал трудолюбивый пылесос. Мы так увлеклись делом, что забыли обо всём на свете.

– Где-то что-то горит! – принюхиваясь, напрягся Саня.

До меня дошло, что там могло гореть, и ноги сами понесли на место глажки. Спасло то, что утюг периодически отключался, но все равно на голубых шортах сестры отчетливо виднелось большое коричневое пятно. В комнате противно воняло жжёной тряпкой.

– Сестра узнает – убьёт! – мрачно сказал я, пряча следы преступления.

– Это день сегодня невезучий! – поправляя на себе размотавшуюся штору, утешил Саня. – Может, опять луна в какой-нибудь неправильной фазе, или магнитные бури на солнце?

Я уныло кивнул, а Саня продолжил:

– И почему для праздников поправки не устанавливают? Сообщили бы сразу: в связи с магнитными бурями Восьмое Марта переносится на следующую субботу.

– Как бы не так! – возмутился я. – А если бы Двадцать третье февраля в связи с лунным затмением на осень перенесли? Ты бы обрадовался, да? И ко мне на день рождения ходить не надо, а подарки дарить – тем более! Так, да?

– Ну, что ты, что ты! – принялся оправдываться Саня. – Это я так, в шутку сказал. Я всегда тебе буду дарить подарки! Даже во время землетрясения! – И он крепко обнял меня рукой, выпачканной в муке.

Такие слова важнее всяких подарков. Обрадованный, я торжественно объявил:

– Саня, ты – настоящий друг! Я сам пол помою, рыбу зажарю, а ты пока можешь поиграть на компьютере.

Потом помолчал и добавил:

– Знаешь, что я хотел бы подарить маме и сестре?

Саня повернулся ко мне лицом.

– И что же?

– Утюг на радиоуправлении! Но позднее, когда изобретут! А пока устно пожелаю хорошего настроения, вот что! Это же самое главное – никогда не унывать!

 

ПРОСТО ТАК – НЕИНТЕРЕСНО!

(из книги "Как дела, пятый "А"?)

На «Крошечной Кроватной Фабрике», где работают мама с папой, перелопатили остатки фанеры и пустили её на лопаты. Образовалось целое лопатное царство. А зима всё не думала начинаться, и эти деревянные штуковины стояли печальные, целыми днями думая об убытках.

Об этом со вздохом поведала нам мама в воскресенье за завтраком.

Тима, как главный семейный менеджер, сразу предложил организовать акцию: каждому покупателю кровати – лопату в подарок, но папа не согласился и назавтра притащил с работы пять экземпляров – он запасливый. Мама возмутилась. Она не хотела жить в квартире как на складе и стала пилить папу, чтобы тот «девал эти чёртовы деревяшки куда угодно, а то…». Пока мама выдумывала угрозу повнушительнее, вдруг приключилась зима.

Откуда взялось столько снега, никто не мог догадаться. Говорили, что мимо города пролетал какой-то очень важный циклон и неожиданно решил остановиться погостить. Белые хлопья сыпались двое суток подряд и никак не желали заканчиваться. Машины ползали по заметённым дорогам, как черепахи; люди протаптывали в снегу причудливые лабиринты и передвигались исключительно дружным муравьиным строем. Лопаты «Крошечной Кроватной Фабрики» стали пользоваться небывалым спросом, их распродали за день и всерьёз подумывали понаделать миллион сикстиллионов ещё таких же. Предприимчивый Тимоха мигом сбыл с домашнего склада три лучших экземпляра и на вырученные деньги купил себе для ударной установки блестящую тарелку, которую долго не мог выпросить у мамы.

Услышав бренчание, мы с Машей приуныли, вспомнив, что нам тоже срочно хочется чего-то приобрести: новый сотовый с двумя симками, например, или джинсы. Но Тимка сказал, что дураки те, кто думает, что на мизерные «лопатные» деньги можно купить такую дорогущую тарелку, и что он вложил все свои сбережения, заработанные на приобщении школьников к микроракетостроению. И, возмущённый, ушёл, громко хлопнув дверью.

А мы остались делать уроки.

– Разбередил душу и смылся! – Маша нервно дёрнула плечом. – Теперь никак не могу сообразить, как написать правильно: «у бидонов много донов», или «у бидоньев много доньев»?

Пришлось закатывать глаза и пожимать плечами, потому что пятикласснику-не отличнику, то есть мне, неподъёмно сложен счёт таинственных «донов».

Тимоха вскоре вернулся и спас нас от погружения в плохое настроение, объявив, что на месяц устроился дворником, и если мы будем помогать, то готов щедро поделиться будущей зарплатой.

– Ура! – закричал я. – Значит, к Новому году можно будет купить «Пи-Эс-Пи»! А друзей привлекать можно?

Тимоха не возражал и принялся рассказывать, как нам повезло, что прежний дворник дядя Сева исчез. Совсем. Вместе с перегаром и занудным ворчанием. То ли дворник оказался очень хитрым и ленивым – не захотел огребать долину снега, то ли чересчур обрадовался первой в его жизни пенсии и не знал, как завершить её празднование.

– В любом случае, – закончил брат торжественно, – я словил момент и взял власть в свои руки! Пойду принесу орудия труда.

Тимохины слова обдали таким жаром воодушевления, что я тут же отложил в сторону тетрадки и, быстро одевшись, помчался к Сане Смирнову: звать на неотложные подвиги.

Друг, вальяжно развалившийся на диване, попытался сбить пену моего восторга:

– Гулять не пойду, пока не досмотрю фильм!

Я так и брякнулся рядом:

– Ка-а-ак?! Не гулять же зову, а работать, снег убирать! Пойдём! – я схватил друга за мягкую расслабленную руку и стал тянуть. Потом даже упрашивал, заглядывая в глаза, но Саня отворачивался, отбрыкивался и продолжал упрямо пялиться в экран:

– Чего снег сгребать, он же опять выпадет!

Понятно было, что ему просто не хотелось покидать место у телевизора.

– Так ведь не просто так, а за деньги! – не унимался я. – Заработаем – «Пи-Эс-Пи» купим! Мы же с тобой договаривались; забыл, что ли?

Саня, наконец, оторвал взгляд от очередного триллера и уставился на меня.

– Ты чё, с дуба рухнул?! – начал он, тщательно выговаривая слова. – А если пуп сорвёшь, кто новый поставит? Да моему папане кредит скоро дадут, он не только игровую консоль купит, но и ноутбук, новую стиральную машину, мамке – шубу, да ещё и в Сочи всей семьёй поедем. Но не сейчас, а летом.

Клялся ведь, а теперь – в кусты?! Разве так можно? Захотелось изо всех сил стукнуть Саню, но в комнату вошла его мама, и я сдержался.

– А, Женя! – обрадовалась тётя Света. – Давно не бывал! Киселя хочешь? Только что сварила.

Я вежливо отказался. В желудке радостно переваривались борщ, котлета с пюрешкой и домашний компот – мама велела Машке не отпускать меня голодным и следить, чтобы не увлекался чипсами.

Тётя Света встала в дверях, направила скучающий взгляд в окно и, со смаком зевая, сказала:

– О-а-у-ва! Снег всё валит и валит – и когда это кончится?! А потом всё растает, опять слякоть будет! Не люблю зиму!

– А мне такая погода нравится! – с жаром заступился я за любимое время года. – И красиво, и с горки кататься можно, и в снег прыгать, и много чего ещё.

Да если бы сейчас провести опрос среди знакомых ребят, то берусь поспорить, что в рейтинге сезонов зима заняла бы первое место, в крайнем случае – второе, после лета. Но тётя Света стояла на своём.

– Ага, вам бы только прыгать! – фыркнула она и отёрла мокрые руки о полу халата. – Чего зимой хорошего? Холодно – раз; дети с улицы мокрые приходят, потом болеют – два; солнца почти никогда не бывает – три! Никуда ходить не хочется и скучно – четыре…

Этот счет мог продолжаться бесконечно. Тёте Свете никогда не угодишь, среди всяко-разных мам она чемпион по нытью.

– А Новый го-о-од?! – протянул выползший из-под стола Ростик.

– Ну, разве что Новый год! – не очень уверенно согласилась его мама. – Но, опять же, на праздники кучу денег надо!

– Так вам кредит дадут! В Сочи, вон, собираетесь!

– В Сочи?! Ха-ха-ха! – внутри у тёти Светы будто взорвался мешочек со смехом, и на пёстрый халат нашло настоящее телотрясение. – Это Санёк насочинял, или Ростик постарался? В посёлок к бабушке – пожалуйста, а Сочей нам не видать, как своих ушей. Стиральную машину в кредит берём – это правда.

В соседней комнате началось соревнование: кто кого перехнычет, и мамаша поспешила туда – уговаривать младшеньких.

А я, сузив глаза, подарил Сане один из самых зловещих своих взглядов:

– Наврал про кучу денег, да?

– Можешь не ждать! – друг ещё глубже уселся на диване и демонстративно обхватил руками колени. – Видишь – болею; сегодня даже в школу не ходил.

Санин тон показался подозрительным.

– И чем болен?

– Пальцем! – отмахнулся друг, схватил пульт, и принялся нажимать на кнопки, прыгая по программам. – Сказал маме, что в игровом клубе о джойстик поцарапался, она поверила.

– Ты бы ещё наплёл, что компьютерная мышка цапнула! Одевайся!

– Не пойду, и всё! – упрямо пробухтел Саня. – Не хочу позориться! Скажут – дошли Смирновы до ручки! Будто не знаешь, что дворниками только алкаши работают!

Мне стало вдруг так обидно, так обидно, что я высказал другу всё, что о нём думал, слышал, знал… и даже о чём никогда не догадывался. Саня в ответ тоже невероятно быстро вскипел, и мы обрызгали друг друга такими горячими словами, что мигом прожгли и растопили всю дружбу до основания. Надолго. Навсегда.

С бешено колотящимся сердцем я выскочил на улицу, и пролетел бы расстояние до дому в одну секунду, но через пять минут увяз в специально наметённом для охлаждения пыла сугробе. Рядом, карабкаясь в гору, брюзжал троллейбус, елозили шинами легковушки, и даже надменный BMW не по-солидному кряхтел и кашлял, захлёбываясь снегом.

Ну, и пусть Саня отсиживается! Да он просто струсил! И я, вообразив себя бульдозером, пошёл на прорыв, отчаянно размышляя, кого бы позвать на подмогу. Илья с Архипом на тренировках, Кириллу новую игру купили, не наиграется – не выйдет, Сашка Белых к бабушке уехал… Похоже, помогать некому.

Тимоха дожидался меня у нашего дома. Он уже вытащил три лопаты и, вооружившись мега-экземпляром, в одиночку накачивал мускулы. Вскоре из соседнего подъезда выпорхнула звезда его личной группы поддержки – Маринка, и они пошли рядышком, осторожно ступая и заглядывая друг другу в глаза. А я остался один.

– Ну, и ладно! – пробубнил я себе под нос, храбро выбрал не слишком большое орудие труда и принялся старательно разгребать площадку вокруг крыльца.

Мимо меня проползли две бабули в красных вязанных шапках, похожие на божьих коровок.

– До чего довёл капитализм! Скоро младенцы работать начнут! –проскрипела одна из старушек.

– Ничего, Машенька, мы тоже сызмальства трудились! – отозвалась её подружка. – Небалованные-то детишки лучше!

Старушек сменяли другие прохожие, и почти все таращились на меня: некоторые хвалили, другие ворчали, кто-то просто молча улыбался, а один веселый дядька в длинном синем шарфе, повязанном поверх толстой куртки, подмигнул и сказал:

– Мужичок-с-ноготок!

Я вспотел – не столько от работы, сколько от смущения – и стал всё сильнее отклоняться от тропинки, а под конец вовсе принялся бегать по двору, держа лопату перед собой и нарезая в пушистом снегу причудливые лабиринты. И не заметил, как рядом оказался наблюдатель. Мальчишка в серой куртке стоял рядом с невзрачной машиной и почти сливался с ней, заштрихованной падающим снегом. Он первым не выдержал и шагнул навстречу:

– Зачем ты это делаешь?

Объяснять, оправдываться? Ни за что! Решение само тронуло за плечо. Распрямился, красиво опёрся на лопату и сказал с многозначительной улыбкой:

– Думаешь, просто так? Нас с братом специально отобрали на эту миссию!

– А ты не двоечник? – спросил мальчик. – Мама все уши прожужжала: будешь плохо учиться – будешь дворником! – и внимательно посмотрел на меня.

Глаза у мальчишки были такие наивные и добрые, что вместо того, чтобы разозлиться, я расхохотался:

– Вот чудак человек! Думаешь, перед тобой кто – снегогрёбы? Да мы – испытатели! Слышал такое слово? – и гордо отвернулся, спиной чувствуя, что парня зацепило.

Как и ожидалось, на меня посыпались вопросы, но я молча фигурял по двору, специально выжидая подрастания интереса. Незнакомец, однако, повёл себя странно.

– Перестань бегать! Из-за твоего мельтешения GPS-навигатор сбился! – сквозь порывы ветра прокричал мальчишка. – Смотри, показывает, будто мы у школы на улице Горького, а не во дворе!

Воткнув лопату в снег, я подошёл к парню, уткнувшемуся в сенсорный телефон.

– Ты – инопланетянин и потерялся?

– Не-а! Просто за мной мама не приехала, – ответил мальчишка. – Мы с классом в кафе были; всех забрали, а меня – нет. Учительница хотела на автобус посадить, но я отказался; думал, сам до дому доберусь, но не смог. Замучался дворами идти, дома тут какие-то все одинаковые. Первый раз в вашем районе, да и так не особо где бываю.

– Ну, так позвони маме!

– Она уже едет, просто застряла в пробке. Что у тебя там за эксперимент? Может, дашь погрести, а то стоять холодно?

Вот так мы и познакомились с Серёжей. Оказалось, для того, чтобы потом всерьёз подружиться, надо одному сначала случайно потеряться.

Я мотнул головой в сторону пластиковой лопаты, одиноко подпирающей дерево:

– Вон, видишь тот китайский экземпляр? Возьми её. У меня, как видишь, «мейд ин Раша». Цель испытания – проверка на прочность. Чья лопата протянет дольше, тот выигрывает приз – приставку «Пи-Эс-Пи»!

– А разве ты не можешь просто попросить маму, чтобы купила?! – изумился Серёга, беря лопату.

– Просто так – неинтересно!

И он скоро в этом убедился, когда мы принялись нарезать взлётно-посадочную полосу для транспланетных космолётов. Потом мы сменили тактику и стали насыпать специальную приземленческую гору для прыжков с Очень Одинокого Гаража, жившего в нашем дворе. Мы уже планировали попробовать убирать снег с помощью собачьей упряжки, но тут появилась Серёжина очень спешащая мама и забрала сына с собой. Однако за секунду до этого мы успели обменяться телефонными номерами, слегка исправить GPS-навигатор и выяснить, что живём в соседних районах и понимаем друг друга так, будто до этого общались много лет.

А на следующий день снежный циклон покинул наш город, и всё старательно высыпанное накануне с неба – быстро растаяло. Испытанные лопаты в полном составе вернулись в дворникову кладовку и прогрустили там почти месяц, пока зима окончательно не победила осень.

Деньги за разгребание снежного царства пришлось ждать почти до конца декабря. Я устал ныть и спрашивать, а Тимоха – просить, злиться и обижаться. Наконец, в домоуправлении свершилось чудо: с братом рассчитались, и тот выдал мне новогодний подарок – тысячу рублей! Разделив заработанное по-братски с Серегой, мы с мамами отправились в торговый центр обменивать деньги на желания.

На «Пи-Эс-Пи», конечно, не хватало, но я твёрдо решил присмотреть себе плеер или обзавестись коллекционным набором машинок. А может, просто купить себе какую-нибудь понравившуюся игрушку.

Вступив в сияющий супермаркет, мы сразу поспорили, как лучше обходить магазины. Серега привык снизу вверх; я же шумно доказывал, что начинать с третьего этажа веселее… но всё решили мамы. Недовольного друга увели скучать возле женского белья, а мы отправились осваиваться в «Детском мире», где у меня разбежались глаза и я окончательно растерялся перед выбором.

И тут я увидел ёлку. Она была небольшого размера и совсем бы затерялась среди обилия товаров, если бы не красочный плакат «Благотворительная акция» возле неё.

– Собираем подарки для ребят из детдома, – пояснила подошедшая продавщица. – Если желаете, можете последовать примеру этих добрых людей, – и показала на корзинку, доверху наполненную игрушками.

В пушистых ветвях новогоднего деревца прятались фотографии ребят. Мне на глаза почему-то попадались одни мальчишки, которые, как сговорившись, просили у Деда Мороза футбольные мячи и формы.

По рассказам взрослых, детдом мне представлялся чем-то вроде загородного лагеря, из которого дети никогда не уезжают домой. Но раньше меня это как-то не задевало; может, оттого, что я не видел их лица?

– А детдомовским разве ничего не покупают? В прошлом году в школе им одежду собирали, книжки разные.

– Почему же, покупают; но, бывает, чего-то не хватает. Игрушки у ребят общие, а ведь каждому хочется иметь что-то своё. Всегда есть на свете тот, кому нужна помощь.

И тут мне в глаза бросилась фотография девочки, скромно висящая на самой нижней ветке. «Ксюша, 11 лет, – было напечатано на обороте. – Любит петь и писать стихи. Ждёт от Деда Мороза блокнот и мягкую игрушку». Я посмотрел на её лицо пристальней – и мне вдруг показалась, будто девочка застенчиво улыбнулась в ответ.

У неё есть мечта! И она ждёт, надеется. Новый год уже совсем близко – и вдруг никто на свете не сможет ей помочь?

Спросил решительно:

– Ма! А мои заработанные деньги можно потратить на что угодно?

Наши глаза встретились, мама прочитала в них горячее желание – и кивнула одними ресницами.

Я сорвался с места и тут же выбрал большого мягкого мишку и розовый девчоночий блокнот со стразами. Молча снял фотографию с ёлки и написал на обороте: « Привет, Ксюша! С Новым годом! Желаю счастья! Дед Мороз Женя». Подумав, добавил: «11 лет». И протянул продавщице:

– Упакуйте, пожалуйста!

ЧЕТВЕРГ – ДЕНЬ ЖЕЛАНИЙ

( из книги "Сказки Открытого мира")

Сентябрь выдался тёплым. Конец месяца, а погода – как летом; только листья на берёзах пожелтели. А уроков в начальной школе задают много, по-взрослому; долго не погуляешь. Вот если бы дождь пошёл – тогда сидеть дома было бы привычнее, а так…

И в третьем «Б» стали мечтать о чуде. Вот если бы снова каникулы. Или ещё лучше – праздник с подарками. Самый весёлый – Новый год.

То ли ветер странствий мимо пролетал и невзначай подслушал и передал, кому следует, то ли сама учительница догадалась, только в конце пятого урока вдруг объявила:

– Завтра – четверг. Но не простой, а особенный – волшебный. «День желаний»!

Сказала, а в добрых глазах её так и заиграли лукавые смешинки.

Ученики удивлённо переглянулись, стали перешёптываться.

– Нет-нет, все вопросы зададите утром, на уроке Познания Окружающего Мира, – этой фразой учительница ещё больше заинтриговала ребят. – А сейчас запишите домашнее задание: принести по одному семечку любого растения.

На следующий день ровно в восемь-пятнадцать все двадцать пять учащихся в нетерпеливом ожидании сидели за столами, на которых дежурные выставили специально закупленный материал – цветочные горшочки с землёй – и испытующе смотрели на учительницу: интересно, что же будет дальше?

– Достаньте ваши семена, – начала учительница, но не успела договорить, как с третьей парты взвилась вверх нетерпеливая рука.

– Что тебе, Данил?

– А что делать тому, кто не принёс семечко? Я уже у всех ребят спросил – ни у кого лишнего нет.

– Тогда внимательно наблюдай за работой соседа, только ему не мешай.

Учительница легким движением поправила чёлку и продолжила с необычными интонациями в голосе. Таинственно так, будто сказку рассказывала:

– Сегодня мы будем учиться управлять мечтой. А именно – загадывать желание. Это не такое простое занятие, как на первый взгляд кажется, поэтому слушайте очень-очень внимательно.

Ребята замерли, только один Данилка скучающим взглядом смотрел в окно.

– Для начала запомните: желание должно быть только одно. Можно придумать, конечно, что-нибудь простое, обыкновенное. Но такой волшебный день вновь не скоро предвидится, поэтому не торопитесь, хорошенько подумайте – и загадайте самое сокровенное желание. То, чего очень-очень хочется.

По рядам пробежал шумок. Некоторые ребята заметно заволновались.

– Затем мы все вместе сделаем в земле ямку, – продолжила учительница. – Опустим туда семечко, прикроем его, разровняв почву, польём. А потом… Потом самое ответственное: закроем глаза и начнём ярко-ярко, образно представлять…

– А что представлять-то? – не выдержал Данил.

– Что из семечка вырастает дерево, и на нём – плод твоей мечты! – вдохновенно закончила учительница. – Это может быть предмет или действие…

– А желание обязательно сбудется? – опять перебил Данил.

– У того, кто будет настойчиво думать о нём и хорошо ухаживать за своим семечком – обязательно. К сожалению, забывчивость тебя уже подвела.

Данил недовольно передёрнул плечами.

– А сейчас, ребята, давайте, посмотрим, кто какие принёс семена, –учительница медленно прошла по классу.

Дети зашуршали пакетами. Большинство из них доставали семена яблок, тыквы, абрикоса, подсолнуха и кедровые орешки. Было даже одно семечко огурца. А Вовка принёс грецкий орех. Ребята принялись шумно обсуждать, кто что принёс, и незлобиво подшучивали над Вовкой. Тот сердился и оправдывался, но учительница его успокоила:

– Ты всё сделал правильно. Я говорила, что семена могут быть любыми.

– А может из моего семечка подсолнуха вырасти целое дерево? – недоумевала Леночка.

– Вырастет! Сегодня, в сказочный четверг, обычные правила временно отменяются. Для вас сейчас главное, чтобы ваше придуманное желание было добрым, важным и сильным, – ответила учительница.

Через несколько минут сорок восемь рук посадили семена в землю. После этого двадцать перепачканных ладошек вытерли свои пальцы о брюки и безрукавки. Наконец класс дружно закрыл глаза и замер, погрузившись в созерцательное молчание. Тишина заняла минут пять вечности и вдруг взорвалась ликующими возгласами.

– Тише, тише! – предупреждающе подняла руку учительница. – Чур, своими желаниями друг с другом не делиться! Это секрет.

– Иначе не исполнится, – скептически хмыкнул тоскливо изучавший потолок Данил.

Прошло несколько дней. Каждое утро к заветным горшочкам, поставленным на подоконники, бежали, летели, неслись их хозяева – девчонки и мальчишки. Зайдя в класс, они на мгновение застывали перед будущими таинственными питомцами, а потом так же дружно заваливали учительницу вопросами.Один Данил ходил, держа руки в карманах, и скептически бубнил:

– Ничего у вас не вырастет! Поверили в сказочку, детки-волшебники!

Наконец, день на пятый, в половине горшочков проклюнулись зелёные ростки. Радости ребят не было предела! Скоро молодая поросль появилась почти во всех горшках. А ещё через некоторое время, во многих из них уже росли миниатюрные деревца. Только Димин горшок всё ещё стоял без всходов, а у Вовы вместо ожидаемого дерева наливался соком какой-то странный зелёный пузырь.

Через пару недель хозяин пустого горшка, не выдержав, отчаянно разрыдался прямо на уроке математики. Крупные слёзы текли по Диминому лицу, оставляя кривые дорожки. Мальчик, не стесняясь, размазывал их испачканными в земле руками.

–Я пять раз проверял. Семечко моё на месте, никто не вынул. Только ростка почему-то не даёт! Что с ним не так?

– Ну, во-первых, проверять как раз и не надо было. Я всех несколько раз предупреждала, что семена нельзя выкапывать, смотреть, как они растут, и вообще тревожить, – ответила учительница. – А во-вторых, раз уж росток так и не появился, скажи нам, какое желание ты придумал. Может, оно –особо трудновыполнимое?

Дима горестно всхлипнул и пробормотал еле слышно:

– Сначала я ноутбук захотел, затем велосипед с пятью скоростями. Скейтборд, вообще-то, тоже неплохо было бы. Потом о палатке подумал, о бутсах. Никак не мог выбрать, что лучше…

– Стоп-стоп, – остановила мальчика учительница. Вот и причина, почему у тебя семя не взошло. Я же сказала: желание должно быть одно. Одно-единственное! Его растить и лелеять надо. Тогда оно и сможет исполниться.

Теперь в школу все ходили с большим удовольствием. Ещё бы! Каждый новый день теперьприносил ребятам новизну не только на школьных уроках, но и в горшочках с желаниями.

В Степином горшке созревал футбольный мяч размером с апельсин. Степка тайком гладил его на переменах указательным пальцем и жаловался друзьям:

– Не растёт никак. Почва у нас не та: йода, наверное, не хватает!

– Это у тебя йода не хватает, – крутил пальцем у виска Данил. – Вон, у Серёги «чупа-чупс» скоро с арбуз вымахает!

Действительно, на Серёжином дереве наливался силой огромный «чупа-чупс», грозя каждый день свернуть мощный ствол набок. Тогда Серёжа по совету учительницы привязал саженец к деревянному колышку и придвинул к окну.

Пухленький Лева так переживал за своё подрастающее желание, что стал даже хуже учиться – его кудрявое деревце было, как яблоня весной, усыпано крошечными чипсиками.

– С беконом растут, миленькие, с беконом! Точь-в-точь, как загадывал, – шептал Лева, нюхая деревце, и зажмуривал глаза от вожделенного аромата.

Над Вовкиным горшком все смеялись. Вовка ходил хмурый, но ухаживать и медитировать перед растущим чудом не переставал. Его зелёный пузырь подрос и окреп.

– Может, ты туда жвачку посадил а, Вовик? – подтрунивал над ним Данил. – Колись, что загадал? Или твой грецкий орех в воздушный шар превращается?

Вовка сопел, терпел и отнекивался. Однажды он чуть было не проболтался на перемене о своём желании, но в класс вошла учительница из параллельного класса, чтобы сделать объявление, и это вовремя завязало его язык.

Наконец, настал день «Х», когда урожай желаний ребят созрел и был готов, как сказала учительница, к сбору. Все ученики с нетерпением ждали момента когда разрешат сорвать поспевшие плоды.

У Леночки деревце клонилось под тяжестью всевозможных блокнотов и тетрадей «для девочек». У Сашки выросла дюжина журналов, но почему-то абсолютно одинаковых, для коллекционирования наклеек фото игроков футбольных клубов «УЕФА» и российской «Премьер Лиги». Сорвав их, Сашка обнаружил, что все они уже заполнены. Сашка с полчаса радовался, а потом раздал все журналы одноклассникам.

– Дурацкое у меня было желание, – горевал он. – Никакого удовольствия. Ведь что получается-то? Радуешься только в то время, когда собираешь, обмениваешься, ожидаешь. А потом всё – надоело! И чего-то нового хочется.

– Зато ты смог сделать друзьям подарки, – утешила его учительница.

Лёвка мигом объелся чипсами и теперь страдальчески икал.

– Хоть бы кто догадался бутылочку пепси вырастить! – морщился он и держался за живот.

Бурю хохота вызвало деревце Дениса, на котором долго росла какая-то большая книга. После того, как её торжественно сорвали, она оказалась классным журналом со вписанной туда единственной фамилией Дениса. На всех листах, по каждому предмету, в каждой клеточке против фамилии стояли одни пятёрки.

У Лёши на дереве выросла настоящая футбольная форма, точь-в-точь как у знаменитого российского футболиста Андрея Аршавина, только на несколько размеров меньше Лёшиного. Но мальчик не унывал:

– Ну, и что с того, что мала! Отдам младшему брату – пусть пока в песочнице тренируется, желание вырабатывает. Тоже футболистом будет – вот увидите!

Его сосед по парте, Стёпа, согласно кивал и играл с друзьями на переменах своим миниатюрным футбольным мячом.

Урожай желаний был собран знатный. У девчонок преобладали кукольного размера наряды и маленькие игрушки. У одного мальчика получился даже настоящий сотовый телефон, с виду очень крутой, но оказавшийся совершенно не рабочим.

– Я же не знал, как он устроен, – оправдывался его хозяин, вертя в руках бесполезную штуковину. – Не думал, что и внутренности, и схему – всё это знать и представлять надо!

– Вот для этого в школе и учимся, – улыбалась учительница.

Ребята всё ещё разглядывали и обсуждали свои выращенные плоды желаний, как вдруг раздался какой-то странный звук, похожий на щелчок. Ребята обернулись и замерли в восхищении. Вот это да!

Вовка, до этого сидевший за последним столом очень тихо, неожиданно взмыл вверх и, размахивая руками, медленно полетел по классу.

Все ребята разом вскочили со своих мест и начали кричать ему что-то озорное и подбадривающее. А Вовка, широко улыбаясь, совершал уже третий круг.

– Откройте окно! – прокричал он на крутом вираже.

– Ой, стоит ли? – засомневалась учительница.

Данил подскочил к окну и распахнул створки.

Вовка плавно вылетел на улицу и поплыл над школьным двором. Ребята бросились к окнам, громко крича и размахивая руками.

– Только, очень тебя прошу, будь осторожен. Высоко не поднимайся! – шептала учительница и, счастливо улыбаясь, следила за полётом ученика.

Вскоре вся до этого усиленно работавшая школа загудела, завопила, захлопала. Ребята прильнули к окнам, некоторые высыпали на улицу – размеренному течению занятий пришёл конец.

Прогуливающиеся по тротуарам старушки, прикрывая глаза ладонями, смотрели вверх, переговаривались и качали головами, наблюдая за Вовкиными выкрутасами:

– Что это с детьми-то нынче делается?!

– Пятьдесят первая школа явно с ума сходит! Наверное, опять новый предмет ввели. Надо у внука спросить, он там учится.

Прошло несколько лет. Ребята выросли и позабыли о своих «игрушечных» желаниях. Их заменили новые, более серьёзные. Но о том, как Вовка летал, вспоминали все. И ещё вспоминали, как Серёжкин громадный «чупа-чупс» всем миром раскалывали и по классам с угощением ходили. Даже директор попробовал, лизнул.

А вы пробовали когда-нибудь взрастить собственными руками свою сокровенную мечту? Или только лелеете её в мыслях?