person mamonov1

Родился в августе 1958 года в г. Кирове в рабочей семье. Окончил ПТУ. После службы в танковых войсках на Дальнем Востоке вернулся на родной завод имени Лепсе, работал в лаборатории экспериментальной электронной техники. А затем 15 лет отдал стройке – трудился каменщиком в УКСе и, заработав квартиру, вновь возвратился в «свою» лабораторию.

Стихи пишет с 1984 года. Член клуба «Молодость» с большим стажем. Автор поэтических сборников: «Львиная доля» (1995), «Звёздные бусы» (2001) и «Дом» (2007).

Член Союза писателей России с 2008 года.

 person mamonov2

 

Произведения

  

Фестиваль-2000

Летние дни в Петропавловском,
Сине-зелёная даль,
Берег, волною заласканный,
Памятный фестиваль.
Над переправою сонною
Коршун неслышно плывёт.
Леса громаду безмолвную
Ветер не шелохнёт.
«Свежесть июльского утра» –
Строчка на белом листке,
Бабочки из перламутра
Греются на песке.
Синею лавой кипящею
Плавится в солнце река.
Тропка, на холм убежавшая, –
К церкви и к облакам.
Кружатся чайки беспечные,
Рябь разгоняя крылом.
Тихо качается в вечности
Старый трудяга-паром...

 

Баллада о пельменях

Как-то в месяце жарком июле
(Это лето запомнится мне),
Мы варились в огромной кастрюле
На горячем и сильном огне.
Но пришёл неулыбчивый август,
Заскрипев разводягой по дну,
Всех, что вместе со мной оставались,
Побросали в тарелку одну.
Этот скрип, как сирена, нарушив
Наш овеянный негой покой,
Вторгся в наши пельменные души,
Наполняя их дикой тоской.
А суровая времени вилка,
Зависая над нами подчас,
Выбирала из нас самых жирных,
В самых лучших вонзалась из нас.
Тихо пискнув, почти не маясь,
Умирали мои друзья,
Мы с тобою вдвоем остались:
Ты, голубка моя, да я.
Я пытался прикрыть тебя сочнем,
Грудью милую заслоня,
Только вилка ударом точным
Отшвырнула брезгливо меня.
Словно сонные, замерли стрелки,
Как резиновый, тянется день –
Так, оставшись один на тарелке,
Умирает холодный пельмень...

 

Домả

От Роддома до Дурдома –
Всякие дома,
Как на полочке знакомой –
Разные тома.
Есть Дом книги,
Дом торговли,
Дом печати есть.
Есть Дом быта,
есть Дом фото –
Всех не перечесть!

Ну а ежели в иные
Взять и не зайти,
От Роддома до Дурдома
Только час пути.

 

Серёжка

В фойе висело долго объявленье,
На нём следы от горьких женских слёз:
Отдайте, мол, хоть за вознагражденье
Серёжку, кто нашёл и не принёс.

Я удивлён был, что за наважденье:
Ужели зря я в этот мир пришёл.
Да кто же, даже за вознагражденье
Отдаст Серёжку, коли уж нашёл.

Ведь женщин много, мужиков немножко.
Пускай хоть плохонький, пускай пижон.
Так что не ждите, не вернут Серёжку,
Серёжка каждой женщине нужон.

 

Что делать?

Я Чернышевского роман
«Что делать?» прочитал,
Но что же делать, я тогда
Доподлинно не знал.
И наконец-то понял я,
Чему же он учил,
На Чернышевского когда
Квартиру получил.

  

***

Я ощущаю некий дискомфорт:
Меня не любят женщины большие.
Им по душе высокие мужчины,
Худые пусть, но длинные зато.

Попавши раз на конкурс красоты,
Я меж девиц бродил, как в тёмном лесе,
Уперлись головами в поднебесье
Красотки небывалой высоты.

Бесспорно, что прогресс вперёд ведёт
Невышедшее ростом поколенье,
И всё ж, когда толкают в грудь коленом,
Я ощущаю некий дискомфорт...

 

***

Лежал и думал он сентиментально,
Витая в недоступной высоте:
От гениального до генитального
Всего одна лишь буква «Т».

 

***

Сергей бы вовсе не был геем,
Когда б не критик-идиот,
Нашедший в авторской идее
Геепричастный оборот.

 

***

Я хотел писать стихи покаянные,
Дабы откуп дать за грехи.
Получились же окаянные,
Неприкаянные стихи…

 

***

Белоснежные бабочки
Опустились на лес и на луг,
И загадочней,
И светлей стало вдруг.
Я бреду без тропиночки,
Не стараясь найтись,
Зная, жизнь без запиночки –
Это вовсе не жизнь!
Шаг мой слаб, беспорядочен,
Впереди полынья.
Белоснежные бабочки,
Вы прикройте меня...

 

***

Я умру не осенью, не летом,
А когда, очнувшись ото сна,
Полыхнет щемящим белым цветом
Первая-последняя весна.

И тогда, когда я «кони двину»,
Всем врагам на радость и кутёж,
Бросьте моё тело в домовину
И по рюмке, если невтерпёж.

Ну а если терпится немного,
Отодвиньте час, когда жуют,
Отнесите на свиданье с Богом,
Где меня, как следно, отпоют.
А затем сопните прямо в ямку,
Где скопилась затхлая вода.
И уже потом начните пьянку,
Только крест поставьте, господа!

Ни речей, ни слов уже не надо,
Мёртвому припарка не нужна.
Лучше пусть поплачет верной бабой
Первая-последняя весна...

 

***

Ветка клёна залезла в автобус
Через настежь открытую дверь.
Мне хотелось ей крикнуть: «Опомнись!»
И, не крикнув, жалею теперь.
Створки сдвинулись хваткою крепкой,
Будто бы гильотины ножи.
...Так и жизнь моя – сломанной веткой –
На немытых ступенях лежит...

 

***

Снова сырые и жалкие
Листья целуют асфальт.
Над городскими парками
Льётся печальный вальс.
Люди от стужи ёжатся,
К ней ещё привыкать.
В лужах дождинки множатся,
Коих не сосчитать.
Холод царит над арками,
Клумбы не радуют глаз.
Над городскими парками
Осень танцует вальс...

 

Кеды

От безвольных людей и изнеженных лиц,
Облачившись в заветные кеды,
В край небитых зверей
и непуганых птиц
Я опять на полгода уеду!
Пусть осудят меня те,
с кем вместе я рос,
Кто к жилищу цепями прикован,
Только отблеск огня и сияние рос
Мне милее, чем ваши обновы!

Там суровые лица, крутые ветра,
Там натуры невиданной пробы,
Если бьют – по-мужицки,
наотмашь
сплеча,
Если любят – то любят до гроба.
Если спросят меня: вот бы снова начать,
Как бы жизнь ты свою переделал?
Я отвечу: «Ни дня не желаю менять!» –
И куплю себе новые кеды.

 

Хрустальное сердце

Счастливый день – чудесное мгновенье:
Святой отец кадило раскурил,
И я, под треск свечей и песнопенье,
С рукой совместно сердце ей дарил.

Дарил-сиял, припавши на колено,
Моля попа: «Давай, скорей венчай!»
Она же приняла его надменно
И обронила, может, невзначай.

Оно скатилось с каменных ступеней,
Крошась и рассыпаясь в ничего.
Она ж под впечатленьем песнопений,
Как видно, не заметила того.

Я удивился: сердце не иголка,
Янтарных брызг не сосчитать кругом.
Красивые, хрустальные осколки
Хрустели у неё под каблуком.

Я снова опустился на колена,
Призвав перстов немеющую рать,
И начал глупо, но самозабвенно
Осколки те в ладошку собирать.

Их было сорок, может быть чуть меньше,
Никто не в силах брызги сосчитать.
Но каждой из последующих женщин
Я стал кусочек сердца предлагать.

И брали, что вы думаете, брали!
И уходили, приложив к груди.
Одни совсем, другие возвращались,
Но я не говорил: «Не уходи!»

Я быстро понял бизнеса науку,
Забыв про романтические сны,
Мне стало ясно, что цена за штуку
Гораздо больше оптовой цены!