Поединок

Это было в конце сентября, стояла сухая теплая погода. Лист на деревьях держался крепко, хотя березки и осинки заметно поредели. Набродившись по лесу, по опушкам в поисках тетеревов или рябчиков, я возвращался домой. Деревня находилась недалеко, если пойти к ней через заросшую вырубку. Лет пятнадцать назад здесь стоял плотный еловый лес, его свалили и увезли за одно лето. И вот теперь на этом месте подрастала лиственная молодь.

Один край вырубки оканчивался болотцем, им-то я и решил пройти, ещё надеясь на удачу: вдруг взлетит тетёрка, а то и глухарь. Взял наизготовку старенькую двустволку и осторожно двинулся к густому осиннику. Не прошёл и десяти шагов – слышу: впереди странный треск. Странный, но знакомый. Так переносят с места на место сухие поленья. И когда их скидывают на землю, они ударяются друг о друга, создавая такой треск. Я даже был уверен, что «там» работают человека два-три. Я постепенно приближался, треск усиливался, а никаких разговоров не доносилось. Это и насторожило. Кто же у нас работает без разговоров?..

Треск, как и полагается при укладке поленницы, то замолкал, то раздавался снова. Меня уже начало разбирать любопытство: кто и что там делает? Не только любопытство, но где-то в глубине зашевелилась робость. Она всегда появляется, когда человек оказывается в лесу или на болоте один и замечает что-нибудь непривычное для себя. А если непривычное – невидимое, то на место робости может прийти и страх.

Но что страх, когда ты молод, силён, в руках наготове старенький, но надёжный дробовик, а за голенищем – охотничий нож? И я отважился подползти по мху поближе к этому таинственному треску. Лёгкий ветерок дул навстречу. Прополз пять метров – никого не видно. Ползу ещё – треск совсем близко, а никого нет. Осинник густой, высокий. И вдруг открывается небольшая поляна, и в десятке метров от меня – два лося! Они сплелись рогами и стояли неподвижно. Один из лесных великанов стройный, почти с коричневой шкурой. Другой, более вытянутый, чуть ниже ростом, и шкура как будто выцвела – бурая со светлым отливом.

То у лосей была очередная передышка. Треск возобновился, когда молодой лось начал заталкивать старого в угол осинника. На время оба скрылись из виду, и опять наступило затишье. Через минуту осинник затрещал снова, и уже старый лось выталкивал молодого на поляну. Трещали не только рога, но и поломанные деревья. Борьба продолжалась минут двадцать, пока молодой сохатый не заволок своего старшего собрата всё в тот же угол и там не раздался рев. Так ревут молодые быки на бойне, когда чувствуют свою гибель…

Первым на место поединка вышел победитель. Он поднял морду кверху, победно проревел в пространство неба, и неспешно направился в противоположную сторону. Тогда я наивно подумал, что молодой лось забил старого насмерть, и тот лежит сейчас, истекая кровью. Однако после ухода победителя на ту же поляну вышел старый, и когда он открылся весь, и, постояв малость на том месте, где навсегда уступил первенство молодому сохатому, тронулся по краю болота к замшелому лесу, стало понятно, что лоси – благородные звери, они не добивают соперника насмерть, но дерутся до условного рева – рева поражения. Поверженный старик уходил, лишь прихрамывая на левую заднюю ногу.

Зрелище я пережил невероятное. Казалось, всё кончилось, я поднялся, зашёл на место поединка, чтобы посмотреть на следы битвы. Березы и осины толщиной с крепкую мужицкую руку были переломаны, словно спички. Некоторые деревья выворочены с корнем. Вот это силища! Посмотрел, подивился и тоже отправился на вырубку, уверенный, что все здесь завершилось. Вышел на простор, остановился, чтобы перекурить, и только чиркнул спичкой, как в трёх шагах от меня из густой осоки поднялся лось-победитель… Тут меня охватил самый настоящий страх. Деревенские охотники говорили: лось во время гона опасен, особенно после драки с другими лосями. Ещё говорили, что при встрече с лосями во время гона лучше стоять неподвижно. Дескать, лоси в это время плохо видят, но бросаются на всякий движущийся предмет.

Я стоял почти неподвижно, глядя на лося. Очень осторожно снял с плеча ружьё, еще осторожнее взвел оба курка и медленно направил на зверя. Лось не шевелился. Мы смотрели друг другу в глаза. Лось явно изучал «предмет» – соперник перед ним или нет. А я старался мысленно внушить зверю, чтобы он потихоньку уходил, что я ему ничего не сделаю, если он пойдёт. Но явственнее билась другая мысль: если лось пойдёт на меня, что я смогу сделать со своим дробовиком? Подойдет зверь ближе, и выстрелить дуплетом в голову?..

Конечно, я понимал, что таким образом только раню его, и лось просто растопчет меня в своей звериной свирепости. Так мы стояли довольно долго. Или время замедлилось. Наконец, лось сделал шаг в сторону, продолжая глядеть на меня. Я тоже сделал шаг – в противоположную сторону. И так шаг за шагом мы отдалялись друг от друга, пока расстояние между нами не достигло метров пятидесяти. Наконец, лось зашел в лес и больше не появился. Спустя много лет я вспоминал этот случай и жалел только об одном: лучше бы у меня в то время вместо ружья был мой старенький фотоаппарат.