Когда-то давным-давно
Можно ли без волнения смотреть на увядающий осенний лес за голубой рекой, когда в мареве заката, едва не задевая вершины деревьев, сливаясь с ними в единое целое, плывут и плывут причудливой формы облака? И кажется, уже не облака, а эти березы и осины, подхваченные ветром, уносятся вдаль, рассеивая за собой искры разноцветных листьев. Точно все вокруг приобрело какое-то колдовское движение. Такое возможно только осенью и только здесь, где сливаются в одну реку Вятка и Чепца.
Примерно такая мысль и растревоженные памятью чувства родились в моей душе, когда брёл я по вечернему городу домой с международной фотографической выставки «Природа и человек».
Закат стремительно таял, и светящиеся на правом берегу дальние заросли превращались в тени, недосягаемые светом неоновых фонарей.
Когда-то, давным-давно, четверть века назад, я и не подозревал о красоте природы, не замечал её, хоть и жил в глухой деревушке в нескольких десятках метров от неглубокой речки, а через поле – пугающая чернота еловой чащи. То и дело просвечивающий насквозь березник – в такую вот пору он одаривал нас крепкими поджаристыми боровиками, обабками и красноголовиками.
Нет теперь на этом месте березника. Вырубили его деревенские мужики на дрова и другие хозяйственные нужды. Среди одиноких белоствольных красавиц стоят ряды поленниц, земельный участок раскорчеван и вспахан...
Не пугает теперь своей чернотой и еловая чаща. Приехали однажды сюда на мощных трелевочниках и лесовозах рабочие из соседнего леспромхоза и вывезли её за одну зиму, оставив после себя огромное, искореженное и захламленное поле. Нет теперь здесь ни птицы, ни зверя, ни ягоды-черники.,. Эх, люди, люди! Что же вы сделали со мной! – слышится в свисте ветра плач умирающей природы. Зачем вы так?..
В тот вечер я долго не мог уснуть. Фотографии, увиденные на выставке, будоражили мою память. Мне отчётливо представилось, вымощенное топляками русло Вятки, мусорные свалки вдоль шоссейных дорог и стекающая в голубые реки навозная жижа. И ещё мне представилась природа в образе моей деревенской матери-старушки. Оперлась она, на посошок, пугливо озираясь. Но никто не обращает на неё внимания. Один за другим проносятся многотонные грузовики, стремительно пролетают «лады» и «волги», спешат пешеходы – и никому нет дела, что она устала и задыхается, а слезы катятся по ее морщинистому лицу – то ли от смога, то ли от страха, то ли от своей беспомощности... Я хочу перейти к ней, но бесконечный поток машин, кажется, навсегда отрезал мой путь, словно на этом перекрёстке сломался светофор, и красный свет никогда не погаснет для моей матери... Эх, люди, люди, что вы сделали со мной...
И я плачу вместе с ней. Но слёз нет, словно их выстудил холодный ветер человеческой цивилизации.
