offertory

Галки

или история одного стихотворения

О.Шатков

Завести цыплят нас вызвала необходимость. Хотя, наверное, без необходи-мости никто их и не заводит. А предыстория такая. Однажды замечательным май-ским утром, зайдя в курятник, где, как обычно, ночевали около двадцати несушек с петухом, я обнаружил половину из них во главе с ним мёртвыми. Убийца кур обла-дал какой-то изощрённой фантазией – вся эта половина куриного братства была аккуратно в ряд разложена на полу, а рядом с каждой из куриц лежала напрочь от-кусанная её голова. Жуткое зрелище, особенно для хозяйки с хозяином, у которых насчёт погибших кур и их яиц ( а неслись куры отлично) были свои далеко идущие планы. Остальные их товарки испуганной кучей сидели на насесте и глухо квохтали. Ясно, что столь основательно поработало какое-то животное, не знающее ни жалости, ни ограничений. Помещение курятника было довольно герметично, но, должно быть, не на столько, чтобы вытащить упитанную добычу через место про-никновения  в него злодейской особи.

О принятых мною мерах относительно этой особи я ещё расскажу, а чтобы хозяйские планы сильно не пострадали, возникла острая необходимость увеличить оставшееся птичье поголовье по крайней мере до имевшего быть количества. Лето ещё не началось – вполне  можно вырастить молодняк, яйца есть.  Одна проблема, хоть их и достаточно, но ни одна из оставшихся несушек призывно не квохтала, то есть сесть на кладку не просилась, то есть стать наседкой не желала. Надо искать по соседям либо цыплят, либо мечтающую стать мамой курицу. Сунулся в одну-другую  ближние деревни – нет, никто цыплятами не богат, не могут помочь и страждущей курой. Пошёл в третью. Там тоже глухо, но одна бабушка дала дельный совет. – "Дельный" это я потом осознал, а тогда подумал – дурацкий.  "Не парься, паря, – говорит. – Галки у тебя в деревне есть?"

 Больную тему задела. Галки у меня не то что есть, их просто великое мно-жество. Под застрехами изб и сараев, специально считал в тот год, пятнадцать пар  обосновались. Зачем считал? Чтобы извести. Уж больно нахальное и крикливое племя. Утром подымают ни свет, ни заря. За огородом глаз да глаз нужен. Лук-севок только что посаженный игры ради выдирают и разбрасывают по сторонам. Но лук можно и обратно воткнуть прикрыть хвойной лапой, лопухом ли. А что делать с выдернутой, переломленной пополам рассадой капусты? Зла не хватает. Одно гнездо, которое, пока мы зимовали в городе, галочья семья  соорудило в трубе избы. Я его  натурально распотрошил  и разметал по одворице. Иначе нельзя, без печи – труба, не выжить. Так обиделись. Теперь, как выходил из сенок, ор подымали на всю округу. Всё бы ничего – да заоритесь вы, так нет,  нарочно вредить начали. Склонишься над грядкой пропалывать, копаешь ли землю, вдруг в темя тебе камень прилетает или кусок  сухой глины, или заскорузлая навозина. Сначала не понимал, думал дети шутят, а потом увидел. Это галки мои разорённые, найдут подходящую по силам пакость и, пролетая надо мной, целят её  прямо в голову. Мстят, значит. Не сказать, чтобы больно – крупный булыжник им захватить в клюв не посильно. Остаётся радоваться, что не ворóнье гнездо тронул. Те пожилистее, могут и уворованный в мастерской подшипник сбросить. Мало не покажется. И к тому же обидно. С неё, с обиды, даже частушку сочинил: Род вороний обнаглел – ведут оне по мне обстрел. Где же ты моё ружьё? – пальнуть бы в это галочьё. Можно и – сволочьё, тоже складно будет.

– А ты, это чего, бабушка, про галок спросила?  

– А то, что тебе Господь выход из положения указывает, ты же самопалом грозишься.            

– Так я же про ружьё так, для рифмы. Нет у меня ружья-то.

– И хорошо, что нет. Не спеши зорить гнёзда. Галки эти тебе в твоей беде помогут.

– Как это?

– А так. Они сейчас как раз гнездятся, яйца откладывают. Вот подпихни в гнездо каждой по одному-два яйца (больше не надо, всё-таки мелкая птица), они тебе силек  и выпарят.

Хохотнул я – шутница бабушка. На днях  жена на крылечке забыла на ночь чарушу с яичками, утром глянули – одна скорлупа осталась. "Спасибо, бабушка", сел на велосипед и поехал в село не близкое, может там свою проблему разрешу. А бабуся вслед кричит:

– Только не дай галке куричьего птенца червяком накормить. Тут же сдохнет!

" Да ну тебя". Дальше не слушал – педали крутил.  Зря крутил. В селе посове-товали в город съездить, инкубатор купить. Ну это совсем не дело. Во-первых до города полторы сотни километров, во-вторых..., в общем, и в пятых и в десятых, и не по карману. Вернулся к себе уже к вечеру. Жена расспрашивает, галки  кружат, галдят, как заполошенные. Деваться некуда – бабушкин совет вспоминается. Рас-сказал жене, она смеётся, но не возражает. Мол, что мы теряем? Ну десяток яиц. А вдруг да и получится что?

Обследовал я галочьи гнёзда – они их под скатами крыш устроили из веток, тряпок и ветоши разной. Нашёл пять шесть, к которым подход есть, то есть до ко-торых можно рукой дотянуться, и подложил в каждое по паре, где одно, отборных яиц.  А там уже по одному-два галочьих лежало, яйца небольшие, чуть больше скворчиных, по цвету сероватые, вроде, невзрачные, на куриные совсем непохожи. Думали, галки  тут же опознают, выбросят наши из гнезда, расклюют.  Нет, ничего, погалдели, посуетились и успокоились. Засекли мы время, двадцать один день надо ждать – столько курица высиживает яйца. И сам  я тоже по этому вопросу успо-коился.

Однако беспокоило другое обстоятельство – враг куринный  на свободе, вполне может придти опять, то есть  даже сегодня ночью, и положить оставшихся кур следующим рядом. Тогда нам доступных галочьих гнёзд точно не хватит. Нужно мне его упредить. Заделал я дырки в курятнике, через которые мог бы пролезть зверь, а снаружи, у дверей, поставил глухой фанерный ящик. Сбоку   отверстие с падающей задвижкой сделал, внутрь положил одну из гильотированных куриц. Задвижку к курице привязал как приманку. В общем, ловушку смастерил.

Не зря старался. Утром убийца обнаружился. Оказалось – норка. Здоровая, если с хвостом мерить, не менее метра будет. Кого угодно ожидал, только не это животное. Старожилы рассказывали о бобрах, хорьках, крупных крысах, ласках, ку-ницах –  о норке не упоминали. Я тоже уже не мало, лет десять, прожил в сельской местности, но на глаза она мне не попадалась, и таким "зверским" образом  никакое  внешнее животное себя не проявляло. Норка – существо влаголюбивое, живёт вблизи речек, там и гнездится, там и промышляет. До нашей речки  рукой подать, в ней  и лягушки, и рыбёшка, и утячьи птенцы, а для такой крупной особи, которая в мой ящик угодила, по силам, думаю, и сами утки. То есть еды хватает. Что выгнало норку в наш хлев  на отхожий промысел, не знаю. Может, бескормица была в том году? Я тогда на эту тему не задумывался. Беспокоил другой вопрос. Что с норкой делать? Выпустить? Нет, никак нельзя. Она уже прикормлена, знает, где курятник. Тут уже борьба за существование в силу вступает.  Либо изуверу  простор и "Гуляй-поле", то есть, значит, родимых кур на заклание предаём, отказываемся от них. Либо совершенно наоборот.

Оседлал я снова велосипед, съездил в сельскую библиотеку, нашёл книгу по выделке меха и... К зиме у моей жены была новая шапка. Больше норки меня не беспокоили, не беспокоят и сейчас, даже, если курятник забываем закрыть на ночь.

...Галки же между тем продолжали выпаривать яйца. Ближе к сроку стал я всё чаще задумываться о червяках.  Как   предупредить несанкционированное кормление? Опять посетил бабушку. "Проще простого , – говорит. – Птенец за пару дней до вылупления начинает голос подавать. Слушай. Далеко слыхать. А как быть дальше, соображай".

Действительно на девятнадцатый-двадцатый день несётся ко мне дочка, кричит: "Пищит! Пищит!" Показывает  где. Сунул я руку в гнездо, а там галка, клю-нула меня недовольно, но убралась. Ого! Когда яйцо подкладывал, в гнезде одно галочье яичко лежало, а сейчас: раз, два, три..., на пяти сидит, плюс одно моё.  Достаю его, а оттуда в самом деле тоненький голосок идёт: пи-пи, и дырочка сбоку на скорлупе, вокруг же трещинки мелкие. А тут уж и сынишка рядом подпрыгивает: покажи! И жена  спешит баню растапливать. Словом вывели нам галки дюжину цыплят, из всех подложенных яиц вывели. А доходили, дозревали то есть, яйца в бане, там вылупившиеся малыши и обсыхали , и первые дни привыкали к земной жизни. Которым трудно было самим выбраться из скорлупы, мы помогали. Наседка, она  тоже ведь помогает, освобождает клювом проклюнувшихся деток от ненужной уже оболочки. Ну, а с кормёжкой молодёжи никаких проблем уже не было. Этим занимались дети. Предупредил только, чтобы мух и червяков до поры до времени не подсовывали. Не подсовывали, никто из цыплят не сдох – все   выросли во взрослых несушек. Правда долго считали дочку с сыном своими мамами . Куда бы те не пошли, тут же кидались за ними гурьбой.

Кто-то в соседней деревне рассказал, что, мол, вышедшие из под галок цып-лята перенимают характер самих галок, становятся, повзрослев, сварливыми и драчливыми, и даже летать научаются. Могут и в южные края осенью рвануть. Надо  с ними глаз да глаз. Ничего подобного, наши птенцы выросли во вполне доб-ропорядочных несушек, присмотру за ними требовалось не больше, чем за  стан-дартными  инкубаторными курами.

 К галкам же я сменил гнев на милость. Птицам тоже жить надо. В общем, перешли на мирное существование. Однако сейчас их в починке совсем нет. Сами извелись. Обветшавшие крыши изб и сараев со временем пришлось убрать, то есть провести   ремонт  и укрыть строения современным материалом – профнастилом. Гнездиться под железом галки не захотели. Слетели туда, где, видимо, крыши по-проще. В округе стало куда тише, грядки никто не тревожит, лысину тоже беречь не надо. Спокой дорогой. Живодёрные частушки больше не сочиняю. Но иногда, когда надолго  задерживаешься в деревне до переезда на зиму в город, так придавливает тишина, так хочется услышать хоть какой-то сторонний голос, суету увидеть, хоть галочью, что поневоле возникают строчки и как-то легче переносится одиночество:

Как я злобился на них!
Как они мне докучали,
галки эти, но утих
шум на крыше.  Откричали
и умчались далеко
суетные, вороные.
По-хозяйски, делово
топчут крыши городские,
свесив клювы набекрень,
ото сна восстав до света,
портят вид в окошко, день,
рифмы местному поэту.
У меня ж покой и тишь:
ливень капель, листьев льется
за стеною. Даже мышь
на полатях не скребётся.
Киснут в вёдрах молоко,
буквы в пишущей машинке.
И от взгляда моего
мухи падают на спинки.
Я гляжу на косогор
мокрых чёрных ёлко-палок.
Я хочу услышать хор
суетных вчерашних галок