Очень полезное животное

О.Шатков

Бобры в наших местах не редкость, точнее, не редкость  последствия  их хозяйственной деятельности. Увидеть же самого бобра – редкая удача, по крайней мере там, где я живу. Очень осторожное животное. Слухом облада-ет исключительно чутким. Даже крадущиеся шаги за сотни  метров чует, и потому скрывается загодя. Я, уж на что долго, почти полвека обитаю в здеш-них местах, среди можно сказать бобровых плотин и их древоповалов, и то видел бобра воочию лишь пару раз. Нет, конечно, рыбача на речке или в созданной ими заводи, соблюдая тишину, видишь иногда рассекающую воду часть мордочки.  Но это, как правило, не считается. Далеко, а значит, кроме торчащей на поверхности чёрной носопырки , да широко посаженных ушек ничего более не разглядишь.

Что же касается "пару случаев", то это да, было. Так сказать, лицом к лицу. Один раз по стечению обстоятельств, к которым животное отнюдь не стремилось, другой – по , как это не странно, инициативе самого бобра. Так как встреча с бобром явление редкое, по крайней мере для меня,  то стоит рассказать об обеих встречах.

Давно, когда у меня не было ни мотоцикла, ни тем более автомобиля, добирался я от автобусной трассы до своего починка пешком. Расстояние немалое, километров двенадцать, и пустынное. Попутки, а то пешеходы – явление редкое.  Конец апреля. Снег на полях почти сошёл,  лишь на север-ных закрайках леса укрылись от солнца ярко белые на фоне серой оттаявшей почвы полосы лежалого снега, да придорожные  канавы наполнены талой водой. Воздушное пространство напоено звуками возвратившихся из стран-ствий птиц. Пройдя половину пути, услышал со стороны обочины  звук никак не похожий на птичий, скорее – всплеск. Глянул – бобр! Настоящий! Никогда в натуре не видел, только на картинках. Распластался под водой  и замер. Думает, его не видят. Крупный, зараза. Как большая собака, только хвост не собачий, а какой-то плоский, то ли костяной, то ли хрящ, без шерсти, на ло-пасть похожий. Поговорил я с ним тогда, посочувствовал – что же тебя, брат, сюда нанесло? И правда странно. Место возвышенное, до ближайшей речки  не один километр. Бобр на мои высказанные вслух рассуждения только за-хлопнул глаза и забился дальше под прозрачную ещё не растаявшую ледя-ную корку. Была бы возможность, зарылся бы в глубину, но канава не пруд – не приспособлена для бобровых ныряний. Хоть и в воде, но весь на виду. Думаю, страха он натерпелся предостаточно. Особенно, когда я в него ка-мушки стал кидать. Не баловства ради или каких живодёрских побуждений – очень захотелось услышать голос бобра, узнать какие звуки он издаёт. Читал где-то, что, вроде пищать или свистеть должен. Попытки мои оказались тщетны. Животное, как партизан, не издало ни звука. Вскоре, не удовлетворив своих исследовательских устремлений, я бросил бесплодное занятие и двинулся дальше.

Встретиться с бобром ещё раз, вот так впритык, мне довелось гораздо позже, наверное лет десять спустя, уже ближе к нынешнему времени.

Как я упоминал, бобры в этих местах не редкость. Но в давние уже времена, когда мы с семьёй только поселился здесь, я так не считал, а пото-му, обнаружив на одной из дальних речек бобровую плотину,   пришёл от увиденного в восторг, решив, что мне редко повезло. Неудивительно, жил я до того в большом промышленном городе, слово "бобр" знал понаслышке и по шубам, в которые зимой рядились некоторые городские модницы, а пользу от бобра представлял только в этом "шубном" плане. Однако в по-следующие годы наблюдение  такого объекта, как "бобровая плотина", стало обычным рутинным явлением. Местность дичает, люди съезжают поближе к городу, а значит, животное царство всё более и более захватывает освобождаемые пространства. И не такое уж это эксклюзивное явление – бобровая плотина, сотни городских грибников, не говоря уж о местных жителях могут зреть их. Сейчас бобры строят свои "дамбы" под самым моим починком.  И столь часто, что можно, не напрягаясь, перекликаться с человеком, находящимся у соседней плотинки. Речка здесь не широкая, но всё равно без мостика не обойтись. Думал сначала своими силами построить такой переход – на той стороне неплохие и грибные и ягодные места. А сейчас не думаю – бобровые сооружения вполне выдерживают вес упитанного человека, и проблем с переходом на ту сторону речки нет никаких. Очень полезное в хозяйстве животное. Хоть его и в глаза не видишь. Прямо как в сказке про аленький цветочек, про невидимое, но сверх деятельно помогающее чудище. Правда, опять же упитанному человеку на той стороне нужно быть осторожным. Бобры делают свои хатки, где зимуют и выводят потомство, довольно далеко от воды, в возвышенных над прудом  берегах. Для чего роют из под воды к своим жилищам подземные ходы. Свежие, "жилые" ходы имеют довольно крепкие своды и опасности внешнему путнику не представляют. Однако, покинутые, по каким либо причинам заброшенные – ветшают и обваливаются. Хорошо, когда обваливаются сами по себе, тогда траншеи заметны и их можно обойти, а если внезапно, под тобой? Травмоопасная ловушка получается.

Конечно, лога заболачиваются. Но что с того – тебе их не пахать и траву здесь не косить. Зато какие пруды появляются возле плотин, не надо на озё-ра ездить, которые за десятки километров отсюда. Вполне можно в "своём" водоёме искупаться, снять напряжение с распаренного в жаркий день тела. Естественно, саженками не поплывёшь, но в русле речка с головой скрывает. И то – высота плотины метра три, воды накапливается – иное озерцо позави-дует.

 Раз озерцо, значит и рыбка есть. Пусть не карп, и даже не шаклея, пусть верховка. Зато много. В морду, если удачно её поставить, иной раз на-бивается столько, что за раз трёхлитровый котелок можно наполнить. На мелководье, а его тут полно, в жаркие годы лягушачьих головастиков тьма. Отсюда – цапли . Раньше не было, а как бобры захозяйничали, объявились. Ну а про уток говорить нечего,  они издревле здесь на речке , тем более пру-дах, хозяева. Хотя тоже, как и бобры, на люди показываться не любят. Зато кряканье их слышно издалека.  Даже не сходя к речке, находясь в починке, то есть в отдалении, наверху обрывистого лога, можно слышать утиные раз-борки. Это тебе не бобры-молчуны.

Как-то ко мне сюда заглянул знакомый егерь, человек в возрасте. Всю жизнь прослужил на охране местной флоры и фауны. Разговорились. Оказы-вается и он за свою многолетнюю деятельность видел бобра считанное чис-ло раз, и  то издали. Вспомнил я свою встречу с голохвостым  в канаве при-дорожной, любопытствую :"Может слышал, какие звуки издаёт он, кричит как? Вон, всё местное население голос имеет. Кто крякает, кто верещит чуд-но – цапля например, каркает кто, а бобры-то как себя в этом смысле прояв-ляют?" Ничего вразумительного мне егерь не ответил, а высказал предполо-жение, что это животное, мол, безголосое, типа дельфина, в слышимом че-ловеческим ухом звуковом диапазоне не общается. Возможно, вообще не-мое. Словом, не слышал он бобров ни-ког-да.

Ну  уж, если главный  в лесу человек не в курсе, то куда мне, рядовому жильцу, пытаться увидеть невидимое, услышать не слышимое И как-то сми-рился я с этим фактом. Однако, как говорится, человек полагает, а Бог распо-лагает.

Как многие русские люди определённого возраста, зиму я провожу в городе, а на лето перебираюсь в деревню, хотя по количеству жилых строе-ний и жилого населения она на деревню, конечно, не тянет, скорее – почи-нок. Вот и в тот год по приезду, выйдя из машины, свою хозяйственную дея-тельность начал с обозрения ущерба, который зима, а была она в тот год  очень снежная, нанесла починку, хозяйству моему . Не катастрофически, но есть: навес около мастерской снегом раздавило, желоб для стока воды с крыши талой водой снесло, забор повалился, скворечник перевёрнутый ви-сит на шесте. Надо всё ладить, править. Соскучившиеся по делу руки работы требуют. Хоть сейчас рукава засучивай. Но следует ещё на речку  сходить, посмотреть  как там, что в логу водополица натворила, не снесла ли плотину бобровую. Если честно, не столь о бобрах беспокоюсь, сколь о своём летнем комфорте, да и сам уже давно считаю плотину и небольшой около неё пру-дик частью своего хозяйства.   Плот с внуком смастерили прошлым летом. Хоть и вытащил перед отъездом на берег, закрепил,  но вполне могло паводком унести. В иные годы переполненная водой речка так разливается, так ревёт в овраге – реактивный самолёт позавидует.

 Переодеваться на деревенский лад не стал. Как был одет во всём го-родском, так к речке и отправился. А выдалось начало мая в том году не по времени очень жаркое. Потому по погоде, чтобы не париться, был одет и я. С точки зрения деревенского человека, конечно, чудно: белая шляпа, белая куртка, брюки белые и кроссовки подстать. Белее некуда. Перчаток соответ-ствующих не хватает только.

 В общем, крикнул жене, детям, чтобы потихоньку избу покинутую об-живали, что, мол, я сейчас, и двинулся к речке. А идти к ней тропинкой через покосный  лужок -огородцы, а затем через лесок осиновый. И вижу ,лесок, который последние годы активно захватывал мои покосы, и наличие этого обстоятельства вызывало у меня головную боль, лесок тот отсутствует. Неча-янная радость. Это значит, не надо мне летом напрягаться, вырубать его. Вместо же осин торчат частоколом остро заточенные вверх высокие , выше головы моей, осиновые колья. Куда что делось? Что случилось? Под кольями – щепа  уже посеревшая. Ясно – бобры поработали зимой. Почему зимой? Потому что колья очень высокие. Чтобы такая вышина получилась, нужно с высокого наста дерево точить. Получается много более метра наст был. Немудрено, все навесы раздавило у мастерской. Опять лишний раз удостоверился – очень полезные животные.  Если бы я оборону со стороны лога держал, пользы было бы ещё больше – такой  частокол  никакого врага не пропустит, что пешего, что конного.

Оставалось только радоваться, что всё лиственно-произрастающее, особенно осина, ива, ольха, тополь даже – это природный корм и строитель-ный материал бобров. Проходя как-то заброшенную деревню, с таким же, как у меня нерукотворным  прудом, видел любопытную картину – на берегу старый тополь обхвата в два-три, подточенный бобрами. Держится на чест-ном слове. В самом тонком месте обточки место это пальцами можно обхва-тить. Я, конечно, такой попытки не делал. Дунь покрепче ветер и ухнет вся эта махина, не только пальцы убрать – отскочить не успеешь. Видимо, бобры и сами не рисковали, сил не тратили. Ждали ветер. Думаю, заготовили  они себе одной такой "порубкой" строительного материала да и корма  на не-сколько лет. Так что мой лесок – семечки для них. Пятилетнюю осинку, иву ли нормальный бобёр " спиливает" и разделывает, а затем транспортирует к своей заводи за раз, за короткую летнюю ночь.

Спускаясь к плотине, спугнул стайку уток. Закрякали возмущённо, встали на крыло и скрылись за изгибом лога. Плотина оказалась в порядке. Устояла . Если и были какие пробоины, то хозяева их уже залатали. А проблемы были, о чём семафорила готовая распуститься белыми серёжками веточка черёмухи. Как украшение, она торчала из скучного переплетения уже потерявших свой цвет прошлогодних веток и огрызышей деревьев. Это значит, совсем недавно пристроена. Плотик паводком тоже не унесло. Обсохший, он лежал на крутом бережке запруды вполне готовый к грядущим подвигам и исследованиям.

 Приятно предвкушая их, я пуком сухой травы обмахнул доски плава-тельного средства, присел. Тишина после города и машины необыкновенная. Говорок переливающейся через плотинку воды не считается, он тоже – составляющая этой тишины. Особой красоты сейчас вокруг нет, бабочки не летают, рыбки не плещутся. Лиственная зелень только пробивается. Вся пойма слева, ниже плотины – в пожухлых бастылах прошлогодней травы. Но среди неё радостно где белеют, а где голубеют плотные островки местных подснежников. Наверху, у деревни они уже отцветают, а здесь экие букеты. Направо далеко виден разлив речки, само русло если и можно определить, то только по редким  объеденным ивовым веточкам, печально торчащим из воды. Там далеко, в том году яро купалась  и орала жутким голосом лосиха. То ли ненормальная, то ли больная. Ничего не боялась и ни на кого не обращала внимания. Мы с внуком посчитали, что, вернее, больная. Наша речка подмывает берега с белой глиной. Говорят, старожилы и прошлые жители деревни  брали глину для лечения суставов, а в военные годы пользовались ею как мылом. Внук после пошутил – помыться решила. А тогда не до шуток было. Огромное животное в несколько прыжков могло добраться до нас.

Безветренно, деревья если где-то и колышутся, то это там, высоко, на-верху лога. Движения воды в пруду тоже замедлено, ни ряби, ни тем более волнения какого. Такое бездвиженье, что нарушать его какими-то своими лишними телодвижениями, даже морганием глаз, кажется чем-то неприлич-ным. В общем, замер вместе с природой на своём плотике и я. Одни глаза созерцают. А созерцают они в первую очередь саму плотину, есть время по-думать и столкнуть в уме два разных ощущения. Первое – восхищение и вто-рое  – угрызения совести. Сколько лет живу здесь и всё витаю в  мечтах за-прудить речку настоящей плотиной. Что ни говори, бобровые дамбы – со-оружения не вечные. Может снести крутая весенняя вода, могут сами бобры уйти, когда съедят всё пригодное лиственное вокруг. Тогда  плотину опять размоет. А бобры не мечтают. За одно лето семейка в шесть– восемь  её чле-нов ( папа, мама, три -четыре сынка, дочки ли прошлогоднего помёта) могут с помощью зубов и пары лап возвести прекрасное гидротехническое огром-ное сооружение. Вот  эта плотина – высота , наверное, два моих роста, у ос-нования, в ширину то есть, не меньше, длинною ну ни как метров двадцать пять. Пусть оно с виду и неказистое, но замечательно выполняет необходи-мую функцию – держит надёжно воду. Я же со своей техникой – у меня там наверху и трактор есть, и бульдозер при необходимости пригнать могу, рук тоже хватает, нахожусь в многолетнем раздумье, а дело не подвигается ни на шаг. Остаётся бессовестно пользоваться плодами бобриной цивилизации. И склоняться с годами к мнению, что так оно вроде и лучше. И без того там наверху мне хлопот хватает.

 Моральные самоистязания не отключили, однако, моё периферийное зрение. А видит оно, спустя какое-то время, как лежащая посреди пруда вет-ка вдруг дрогнула и самоходом двинулась к плотине. Тут уж я и взглядом сфокусировался. Следом конусный след на воде остаётся, как от детской ло-дочки. Бобёр! Однако ветка столь же внезапно остановила своё движение. Думаю – наверное, водоплавающее  заметило меня и затаилось, или совсем ушло. Хотел было распрямиться, как вдруг заметил  пузырьки на воде. Не знаю как в других местах, а на нашем пруду пузырьки газа выделяют  или гниющие на дне растения, либо те же самые бобры. Когда они находятся под водой, то постепенно выпускают отработанный воздух. По этим пузырькам можно определить как присутствие самого животного, так и путь его движения. Сейчас путь движения направлялся не куда-нибудь, а в мою сторону. Я затаил дыхание. И правильно сделал.

Метрах в двух-трёх от берега гладь воды раздалась  практически у мо-их ног, и на меня уставились две   чёрные блестящие маслины. Сначала они, а потом и вся мордочка обозначилась, из воды высунулась. Раньше я видел бобра на картинках, как его художник видит, да тогда в канаве, вид, так ска-зать, сверху. Теперь мог разглядывать, можно сказать, в фас, вплотную, как мне угодно: круглые выпуклые немигающие глаза, чёрный носик, усатая не-много вытянутая мордочка, тело, покрытое серовато чёрной шерстью, не крупное, как у средней собаки, хвост увеличивает его вдвое. Что видел во мне и различал особенного сам бобёр, не знаю, но несомненно его выпучен-ные глаза выражали крайнее изумление. Будь я на его месте, тоже бы уди-вился. Чудеса, снег, вроде, окончательно сошёл, так откуда взялась на берегу такая белая глыба. Думаю, что меня он и за живое существо-то не посчитал. Я же ликовал – такая удача, столкнуться с бобром, можно сказать глаза в глаза!

 Сколько наше стояние длилось, не знаю, чувствовал только, что отси-дел ягодицы, палец страшно хотелось почесать. Краем глаза видел , как на нём пирует комар. И когда стало казаться, что всё – любопытство, по крайней мере с моей стороны, удовлетворено, что можно расслабить затёкшие мышцы и оборвать трапезу кровососущего насекомого, бобёр преподнёс ещё один, заставившей меня забыть о телесных неудобствах  подарок. Он вдруг подался ещё вперёд, выйдя на полкорпуса из воды и... начал кричать.

"Свистят" в словарях,  говоря, что бобры свистят,  и егерь неправ про звуковой диапазон. Бобры орут, и ещё как. Во-первых, истошно, во-вторых резко и скрипуче. Если бы не этот скрип, голос можно принять за вопль осла – на вздохе и на выдохе – И-а. Что-то так, но посложнее. Похожесть не столь-ко по обертонам, сколько по децибелам. Есть что-то от карканья ворона и кряканья крупного селезня. Но больше всё же от ишака. Кстати, если бы я ус-лышал только этот крик, не видя бобра, вполне мог бы и подумать, что опять к нам на речку пожаловал лось. Много чего намешано. Как бы то ни было, для меня эта многозвучная мешанина слышалась песней. Я думал, надо же, как может удивляться такое осторожное животное, как может, презрев все опасности, так несдержанно  вопить от эмоций. Нет, ещё посижу.  И правильно сделал. Через короткое время послышался ответный крик, но уже без скрипа, а на воде появилась снова цепочка пузырьков. Вторая усатая мордочка вынырнула позади первого бобра и так же удивлённо нацелилась на меня глазами. Новый зритель размером уступал первому, а  значит он, первый мой знакомец, был не он, а она – во всех справочниках  и в Викпедиях пишут, что самка  крупнее самца. Теперь меня рассматривали четыре любопытных глаза. Восторг, да и только. Я вспомнил своё первое посещение зоопарка, когда изумлённый бегал от вольера к вольеру и приглашал родителей посмотреть на снующих в клетках обезьян. Это было в Москве, а тут никуда ехать не надо – зоопарк на дому. Правда не очень ясно, кто находится в вольере. Эх, своих не позвать, то-то бы тоже подивились, порадовались.

Я решил ещё посидеть, глядишь  и всё семейство выплывет поглазеть  на белое чудо. Но тут снова ощутил совсем непереносимый зуд на пальце. Скосил глаз – кровопийца мой раздулся уж совсем до безобразного состоя-ния, палец непроизвольно чуть дернулся. Этого оказалось достаточно, чтобы комар, уже не способный летать, кулем свалился с него. Но этого оказалось и достаточным, чтобы поняли свою ошибку бобры– не такое уж белое изваяние на берегу неживое.  Ударили хвостами, развернулись, подпрыгнули, как дельфины сделали дугу в воздухе, и исчезли под водой.

Всё, больше бобров вот так, чтобы нос к носу, я не видел. Пробовал  ещё, и не один раз, вызывать их на откровенность.  Прихватив с собой фото-аппарат и диктофон, специально рядился в разные, в том числе и белые одежды. Замирал на берегу  в изощрённых позах, терпел комаров. Никакого эффекта, молчание. Ну, что же, слава Богу и тому, что случилось. Хватило воспоминаний на целый рассказ. Может, и бобры сейчас рассказывают под-растающему поколению о белом чуде, появившемуся некогда на берегу их пруда, и строят всевозможные по этому поводу фантазии. Но это уже их де-ла.

А о рукотворной водозаградительной конструкции я совсем перестал думать.  За последующие годы бобры ещё более укрепили плотину. На её хребте выросли и крепко сцепились с телом сооружения ивовые кусты. Так дело пойдёт, глядишь на ту сторону и на тракторе буду ездить. На плотине этой и соседних я поставил плакаты с предупреждением: " Частное хозяйст-во, охота запрещена".  Слукавил, конечно – речка не моя территория. С кор-мами у бобров тоже всё, видимо, в порядке – живут, не уходят. Но за этим и я, как говорится, бдю. Раньше, очищая с топором лес наверху от лишней ли-ственной поросли, ветки и небольшие деревца сжигал. Теперь нет, сношу поближе к плотине. Утром, как правило, нарубь исчезает, а с речки доносит-ся ишачье со скрипом иногда, иногда без "И-а - И-а!" Теперь я знаю – бобры кричат. Благодарят, должно быть. Или опять столкнулись с чем удивитель-ным.

 Угрызения совести? Бывают. Но, как правило, по другим поводам.