Техника безопасности
Некогда, уже можно сказать, далеко «ретроспективное» время я, тогда ещё молодой, но уже научный сотрудник, участвовал в министерской инспекторской проверке одного крупного сибирского завода. Комиссия была представительной. Сейчас точно не помню, но лица высокого министерского ранга. Плюс, начальники и большие специалисты ряда профильных НИИ, в том числе и руководство института, который ещё представлял и я – мелкий клерк по сравнению с окружавшими меня начальниками. Завод не блистал показателями. Результатом недельной проверки явился пухлый документ – акт. Вложил свою лепту в обличительный документ и я. Раздел «Техника безопасности и охрана труда», а заодно и пожарная безопасность, который мной курировался, занял, если не половину, то треть общего машинописного текста точно.
Проверка была внеплановой, внезапно расширенной как для самого заводского начальства, так и для самих членов комиссии. Почему? А потому, что вдруг на заводе среди ночи в дымовой трубе возгорелись смоляные отложения. Всё бы ничего – и сгори они в ней. Но труба в иные ненастные дни цеплялась за облака, то есть была очень высокой. Диаметром тоже не слаба – грузовик можно вогнать положи её на бок. Отложений за годы накопилось тонны. Раскочегарило так, что раскалённую добела трубу и пламя из неё видели жители областного находящегося за горизонтом центра. Да что видели – слышали, ревело как при запуске космического корабля. Труба вполне могла улететь в стратосферу, но её держали по бокам металлические стойки. Взволновались не только окрестные люди, но и иностранные государства. Как комментировалось, их спутники зафиксировали внезапный старт ракеты, причём в месте, в котором они, страны, никак не ожидали видеть стратегическое советское оружие. В то время широко внедрялась система ОСВ (ограничение стратегических вооружений), то есть противостоящие стороны демонстрировали сокращение своего ядерного арсенала. И вдруг посреди России ночью «внаглую», можно сказать, русские запускают в необозначенном соглашением месте сверхмощный ракетный объект. Потребовались объяснения. Объяснить должна была наша комплексная комиссия.
Мы прибыли дня через три после события. Труба полностью выгорела. Согласно физическим законам, раскалённое и удлинившееся в результате нагрева её металлическое тело по мере остывания сжалось. Сжимаясь, оторвалось от земли, сморщилось гармошкой и теперь висело на стойках, не представляя никакой опасности. Ну, разве что замыслам завода, который вынужден был отключить примыкающие к трубе дымовыделяющие и продуктовыпускающие объекты. А значит, страдал план, то есть уменьшался объём шедшей «на гора» продукции.
Комиссия должна была успокоить областные, центральные власти, а также международную общественность, что наша команда объективно успешно и сделала. Но задачи любой подобной проверки, как правило, более широкие. Нужно, раз уж приехало такое количество компетентных людей, пройтись их острым профессиональным взглядом по всему производству, выявить «безобразия» и их причины – это с одной стороны, с другой разработать мероприятия, чтобы подобные и другие «факты» впредь не повторялись. Ну, и, конечно, наказать виновных.
В общем, причин и следствий набралось на под сотню страниц, к коим, как уже упомянул, приложил свою руку и я. Руководил нами министерский начальник, очень представительная и по положению и по своей наружности, уже в возрасте фигура. Чем-то похож на знаменитого тогда артиста кино Меркурьева. Столь же крупен, как говорится, импозантен, громогласен, раскован в походке и жестикуляциях. Всех называл на ты, запоминать фамилии, а тем более имена-отчества особо не напрягался. Ответственного за технологию доктора наук звал – Технолог, за механику, тоже не слабое в научном мире лицо – Механик, электроснабжение, соответственно, Электрик. Директора моего института звал просто – Парень. Меня называл – Тебе ( техника безопасности, значит). Как бы то ни было, на Начальника не обижались, он и в самом деле всю проверку направил в деловое и энергичное русло. В оранжевой каске, синей не по плечу маловатой телогрейке, лез в самые труднодоступные и, мягко сказать, загрязнённые уголки производства, о существовании которых само руководство завода не подозревало. А тогда вынуждено было, как и члены проверочной группы, следовать за высоким начальством.
Допоздна в кабинетах не гас свет, шли совещания, согласование и выяснение истины. Несмотря на то, что в мою сферу проверки входила и пожарная безопасность, меня на кабинетные посиделки не приглашали. Оно, наверное, и правильно и хорошо. Хорошо потому, что после работы я был свободен, как вольная птица. Правильно, потому что сфера моих пожарных дел касалась «мелочи»: огнетушителей, пожарных гидрантов, аптечек с их противоожоговыми снадобьями и прочего. А здесь с технологией и печами надо разбираться: почему и откуда столько горючей смолы берётся, возгорания от чего? Думать надо. «Шурупить» то есть. То есть, не моего ума дело. К концу недели разобрались, лица членов комиссии взбодрились и повеселели, заводского же руководства, наоборот, сильно пожухли.
Вспомнил Начальник и обо мне, вызвал в кабинет. Судя по всему, он уже был готов к отъезду и сейчас совсем не походил на работягу в замызганной телогрейке. Передо мной, за столом сидел настоящий москвич. Как говорится, столичная «штучка». Весь во входившей тогда в моду, страшно дефицитной импортной синтетике: что костюм, что нейлоновая рубашка, что галстук. Казалось, одежда Начальника искрилась и при его движениях натурально электрически потрескивала. На столе лежал вообще невиданный мною раньше наяву предмет типа чемодана, назывался предмет – кейс. Несколько диссонировала во всём этом антураже под комильфо орденская в четыре ряда планка. Как ни странно, именно она меня расслабила – свой дядька. Войну, видимо прошёл от звонка до звонка.
– Входи, ТеБе, садись, – пригласил меня Начальник и подвинул портсигар.– Кури. Портсигар тоже впечатлял своей серебряной массивность и встроенным в крышку жёлтым фосфорицирующим камнем. Не хочешь – закуришь, хотя бы ради уважения. Но я отказался. Никогда не курил, а поперхнуться, закашляться показалось тем более неудобным.
– Ну, смотри, а я закурю, – он достал папиросу, нажал на камень и… снова удивил меня, откуда-то с торца портсигара вырвался язычок пламени. По кабинету поплыло дымное благоухание. – Раз не куришь, давай сразу к делу.
Начальник вынул из кейса две почти одинаковые по толщине стопки машинописной\бумаги.
– Вот, смотри. Это, – он потряс одной стопкой, – вся комиссия писала: Технолог, Механик, Парень, начальник твой – семь человек. А это, – шевельнулась другая пачка, – твоя работа. Ничего не скажешь, молодец. Ишь, сколько за неделю накопал. Я тут почитал. Всё правильно, бардака хватает. Но как-то, понимаешь, несолидно. Выезжали, можно сказать, мировой пожар не допустить, а ты тут : инструкции, инструктаж, предупредительная окраска, аптечки…
– В общем, – продолжил Начальник, – ты, ТБ, не журись. Не беги впереди паровоза. Я тут подумал и подсократил немного. – Он снова заглянул в кейс. На свет появился листок с отпечатанным текстом. – Вот –«техника безопасности, в ненадлежащем порядке… Надо кардинально пересмотреть отношение…» и так далее, как у тебя записано в выводах. – Листок присоединился к первой пачке страниц. – А это, – вторая стопка бумаги подвинулась ко мне, – возьми себе. Приедешь, подготовь отдельный документ. Я нашему министерскому ТБ скажу, пусть он посмотрит и меры примет. Ну, ступай.
Я, запихнув отринутые бумаги в потрёпанный портфель, двинулся к двери. Конечно, всё правильно. Чего лезть с мелочами, портить документ? И всё-таки обидно немного. Я пороги этого завода уже несколько лет отираю. Пишу, пишу, исследую условия труда, технику безопасности, к пожарным делам пристегнули на кой хрен, изобретаю чего-то там, мероприятия разные улучшающие предлагаю. И всё как об стенку горох. О чём разговаривать? И «министерскому ТБ» мною за последние годы не один отчёт был отправлен. А как? Это моя должностная работа. Ни ответа, ни привета.
– Да, – встав с кресла, окликнул меня Начальник. – Завтра утром отъезжаем. В четыре тридцать, чтобы, как штык, у подъезда быть. А через час на обед отвальный нас приглашают. Ты готов? Нет? А я уже при параде. – Начальник трубно хохотнул. – Не опаздывай. Да подожди. Куда всё торопишься. Ни покурить с тобой, ТБ, ни поговорить. Как у вас там – инструктаж слушай. Сильно-то не увлекайся,– он звучно щёлкнул себя по кадыку и снова хохотнул. Охмурять будут – не поддавайся. Бабочки тут в порядке. А, впрочем, ты молодой. Я, когда молодой был, тоже ого-го торчал как. А теперь не то. Вот, – Начальник откинул широкую полу двубортного пиджака. Из внутреннего удлинённого его кармана торчала пластмассовая бутылка. – Они мне – «Столичной», а я – своего, местного, из под крана разлива, личной. Учись, ТБ, мотай на ус, как в разведке. И твой возраст придёт. Здоровье беречь надо.
Я не привык, разговаривать с большим начальством. Тем более так откровенно. Видимо, это отсутствие опыта отразилось на моём лице рядом трудно сочетаемых гримас. Идя по коридору заводоуправления, ещё долго слышал доносящиеся из кабинета раскатистые волны смеха.
Всякие комиссии большого уровня, впрочем, и более мелкие, заканчивались, не знаю как сейчас, а в те времена, если ни банкетом, то тесным праздничным застольем. Инициировало пиршество само проверяемое руководство. Наряду с удовлетворением гастрономических потребностей высоких «гостей»( провались они!) преследовались узкоспециальные цели – попробовать скорректировать ещё «дымящийся» обличительный документ за дымящимся столом.
В тот раз нас вывезли на крутой берег широкой сибирской реки. Под обширным весёленьким шатром стояло несколько богато накрытых столов: вина, закуски, в тарелках испускало пар горячее. На этом пикнике я увидел настоящего, пусть и не живого, тайменя. Да что увидел – я его ел. А если говорить точнее, ел его голову. Это нечто огромное с выпученными почти коровьими глазами, с трудом умещающееся на большом блюде, но с необычайно нежным вкусом. Как мне объяснили, головы подаются особо почётным гостям. Я не был спецом по головам. Нет, иногда во время домашней трапезы обсасывал, а чаще всего, отбрасывал в сторону чебачьи или окуньковые головы. Но тут… Такое уважение и такое пиршество с изобилием мяса и вкуса я испытал впервые. Да и не я один. Начальник, уж до чего, по всему видно, тёртый калач, и тот развёл руками.
Неподалёку, на наспех сооружённой эстрадке пели песни и приплясывали выписанные из областного центра артисты в национальных нарядах. Как нам объяснили, редкий в природе этнографический ансамбль. Столь же расписные разновозрастные с откровенными вырезами в сарафанах красавицы от администрации суетились у столов, с прибаутками и несколько истеричными вскриками меняли тарелки, следили за рюмками и стаканами, убирали порожние и выставляли полные бутылки.
Начальник сидел напротив в густом окружении оживлённого руководства завода. Иногда, когда руководство отвлекалось, он вальяжно откидывался на стуле и, опустив руку со стаканом под стол, незаметно приподымал полу пиджака; затем под громкие одобрительные выкрики громко чокался со всеми. Один раз, заметив, что я наблюдаю, Начальник мне хитро подмигнул. Может, и после подмигивал, но вскоре мой голос уже присоединился к общему хоровому пению – « из-за острова на стрежень», и наблюдать за чем-либо пристально мне было уже не по силам. Голову я не одолел, её больший остаток мне упаковали и запихнули в портфель – жене сюрприз будет. Я всему радовался, всех вокруг благодарил и любил. Затем катались на быстром, с бурунами следом, катере. Затем красиво летели в чёрное уже небо ракеты фейерверка, затем…
Затем я проснулся. Меня мягко толкали и говорили «Василий Петрович! Василий Петрович! Пора». Я напрягал мысли – кто такой Василий Петрович? Потом вспомнил – это я. А что значит, пора? Снова напрягался – ага, ехать надо. Хоть и болит голова, хоть и «пошли все к чертям», но никуда не денешься. Сбор в четыре тридцать. И за окном темно. Кончилась командировка.
Все мы, вся наша команда, отбывали от заводской гостиницы в одно время. Ориентировались на московскую команду, на их утренний рейс. Остальные, кто с Урала или с Украины, летели позже, но не будешь же гонять машины для каждого в аэропорт несколько раз. До него расстояние километров под двести. Бодрый, усатый, в возрасте водитель, обошёл по-хозяйски машину, попинал баллоны колёс, и, уточнив, что все на месте, со всего размаху захлопнул заскрежетавшую по корпусу салона боковую дверь. «Старая машина, изнутри не открывается, не закрывается, только так,– пояснил он. – Если кому выйти будет нужно, говорите, я остановлю, открою». И мы поехали.
Из всей нашей серой помятой братии только московский руководитель выглядел бодрым и вполне выспавшимся. В светлом, тоже из, видимо, как и костюм, импортной синтетики пыльнике он сидел впереди на чуть возвышенном кондукторском месте, и, созерцая откинувшихся к окнам членов комиссии, подтрунивал над нами. Особенно – над непосредственным московским подчинённым – грозил открыть глаза их жёнам на любопытные факты, то есть с официантками «шуры-муры», которые он вчера на пикнике зафиксировал, и молчать не намерен, потому что моральны облик надо соблюдать не только в Москве, но и на сибирской периферии. Подчинённые только покряхтывали и никак на шутки не реагировали. В ногах Начальника стоял новенький сияющий кейс, в котором лежал нетронутый коррективами почти недельный труд команды.
Исчерпав запас острот, Начальник понял, что с братией сейчас разговаривать, тем более шутить, бесполезно. Я, хоть уже сон и перетерпел, тоже не откликался на провокационные возгласы со стороны кондукторского места. Помолчав некоторое время, Начальник похвалил шофёра, что, мол, в салоне у него чисто, аккуратно, только уж очень бензином пахнет. Польщённый водитель активно отозвался и пояснил, что, да, пришёл в гараж загодя, вместе с завгаром ( а как! везёт такое начальство)заправился по полной, всё протёр , пол даже вымыл. А что бензином пахнет, так чем же ещё в машине пахнуть. Он, зараза, запах, в любую щёлку лезет. Тем более машина старая, десять лет на ходу. Два раза уже движок меняли, третий раз хотят в капремонт сдавать. А зачем? Сам Уазик на свалку пора гнать, потому что и двери уже толком не закрываются, сами видели. Так что бензином пахнет – это полдела и не беда. Тем более у него, водителя отсутствует нюх. На войне сильно простудился. Такое вот обстоятельство получилось, что, впрочем, и хорошо – никакие посторонние запахи не беспокоят, от дел не отвлекают.
Разговор у собеседников перешёл на оказавшуюся близким обоим военную тему , а между тем за окнами уже явственно рассвело. Стали выходить из забытья и попутчики. Первым зашевелился курящий грузный Технолог. Он долго шарил по карманам, кряхтел и, наконец , хриплым голосом обратился ко всем: «Спички есть у кого?» У меня точно не было. Директор, которого Начальник называл Парень, тоже человек с привычками, виновато показал зажигалку, пару раз бесполезно ей ширкнув, объяснил, что ещё вчера газ кончился и вообще камень стёрся, во, искры даже нет. Остальные промолчали. «Эй, ребята! – повторил громче Технолог, – шофёр, спички есть?» « А как! – откликнулся весёлый голос из кабины. – Водитель без спичек что ружьё без патронов. Держите!» Из-за плеча шофёра через небольшое окошко вылетел в салон коробок. Заторможенный доктор наук даже не попытался его поймать, спички шлёпнулись в проход между сиденьями. Он долго опять сопел, бормотал, шарил рукой под ногами. Наконец, опять утвердившись на сидении, произнёс недоумённо, показывая коробок: «Э, шофёр, а чего это у вас воды на полу столько?» С коробка и в самом деле капало. Открыл коробок – спички бесполезной мокрой грудкой высыпались ему на колени . «Утром салон помыл, – обернулся мимолётно водитель. – Неужели ещё не высохло?»
Информация о воде вывела из оцепенения остальных членов команды. У всех на полу стояли сумки с вещами. Стали суетно подымать их, пристраивать на свободные сидения, я сдуру бухнул свою дорожную себе на колени и сразу же ощутил текущую под брючиной неприятную холодную струйку. Расстроился – купил детям игру картонную с фишками, акт отвергнутый проверочный там же. Теперь бумажная каша будет. У всех на лицах были нарисованы свои проблемы. Из уголка воздетого под крышу уазика кейса тёк радужный ручеёк.
– Как же так? – глядя на него растерянно, произнёс Начальник. – Там же документы. Там же акт с подписями! Откуда вода?! – уже рявкнул он.
– Какая вода? Утром всего лишь шваброй прошёлся по коврикам. Нету у меня воды, – Уазик притормаживал, водитель краем глаза смотрел в салон.
– Нету? А это что по-твоему, не вода? – на резиновых ковриках рябилась в унисон дрожанию двигателя и чёрно лоснилась по всему салона лужа.
Выяснение обстоятельств прервал недоумённый голос Технолога. С приклеившейся в углу рта сигаретой он обнюхивал спички:
– Это не вода, ребята. Эт-то бензин.
Теперь и мой нюх, отключившийся на вчерашнем пикнике, пробило. От сумки разило, как от бочки с бензином.
– Бензин, – столь же растерянно сказал я.
– Бензин…Бензин…Бензин… – словно эхо пронеслось по салону.
Механик осторожно, как взрывное устройство, снял с мокрого сидения свой чемоданчик и поставил его обратно в проход.
– Бензин? – лицо Начальника багрово округлилось, грузно осев на сидение, он поднёс кейс к лицу, иссякающая уже струйка лилась на искрящийся пыльник, и вдруг, развернувшись к водительскому месту рявкнул. – Стоять! – Затем, без паузы перешёл на свистящий угрожающий шёпот. – Тормози, плавнее тормози, мудак. Вот так, теперь съезжай с дороги. Медленно съезжай. Медленно, я сказал. Останавливайся. Глуши двигатель. Чего уставился на меня? Правильно говоришь, у тебя в салоне нет воды – у тебя бензином всё залито. У тебя бомба тут. Чуть искра, и такой таймень получится.
Мотор заглох, в салоне укрепилась тишина. Начальник зачем-то вытащил портсигар, мутные, на выкате, глаза вошли в свои орбиты , щёки тоже опали.
– Ну, всё, эвакуироваться будем. Открывай, Парень.
Парень, мой директор, сидевший около боковой двери, дёрнулся, нашёл на ней какой-то выступ, потянул за него. Дверь не шелохнулась. Потянул сильнее.
– Не откроется, – подал тусклый голос водитель. – Я же говорил, отсюда не открывается, надо снаружи монтировкой, снаружи.
– Так что же сидишь, бери монтировку, шевелись, – глаза Начальника снова напряглись.
– Стоп! – заорал я, вспомнив, как дверь скребла и лязгала, когда её закрывали. – Нельзя монтировкой. И вообще эту дверь открывать нельзя. Она вся перекошена. Железо об железо. Это же верная искра.
Все уставились на меня. Начальник нервно постукивал извлечённой из портсигара папиросой по его крышке.
– Ага, попались. Таймень, мать твою. Как в консервной банке, точнее, в танке, – он обвёл глазами, за ним все, салон. Через кабину водителя можно вылезти, но окошко в неё мало. Я пролезу, Директор, Механик – может быть. А вот технолог или Начальник – нет, застрянут. Стёкла, разве бить. Так тоже мало толку, не рейсовый автобус. Там, хоть буйвола пропихивай, а здесь габариты не те.
– Ну, что, ТБ? Что делать-то будем? – Начальник вдруг по-бычьи развернулся на меня. Ты тут у нас главный специалист по таким ситуациям. Действуй.
– Во-первых, уберите портсигар, – меня мелко трясло.
– Какой портсигар? – он уставился на серебряную коробку. – Ага, понял. Молодец. Во-вторых? Да ты не тушуйся, разрулим всё.
– Во-вторых, старайтесь не делать резких движений. Касается всех.
– Что так?
– Синтетика. Статическое электричество. Трещит на вас, как на высоковольтном столбе.
– Ага, – снова согласился он. – Слышали, статическое электричество. Вынарядились, мать вашу! Не дёргаться! Дальше что?
– Створки оконные надо открыть, концентрацию паров уменьшить.
Сдвинуть удалось, и то чуть, лишь пару створок, остальные не подались, прикипели наглухо. Распахнул бережно, как заминированную, свою дверь шофёр. Потянуло свежестью.
Осторожно ступая по хлюпающему полу, я прошёл в заднюю часть фургона. Небольшое багажное отделение ограждал от салона брезентовый полог. Откинул его. Открылось сумрачное пространство, заполненное почти доверху ящиками, запасными колёсами, канистрами и прочей гаражно-хозяйственной мелочью.
– А в багажное отделение можете без монтировки дверь открыть? – спросил я наблюдавшего из кабины водителя .
– Никаких разговоров, там двери в порядке. Только, видите, захламлено очень.
– Захламлено! – включился с пол-оборота Начальник. – Развели бардак, понимаешь. Исполнять!
…Через некоторое время наша кампания стояла дымящей и шумной группой на безопасном от Уазика расстоянии, а содержимое багажного отделения грудилось кучей рядом с машиной на обочине. Тут же пристроились три полиэтиленовых канистры с бензином, две – полных, и одна… практически пустая. Её недавнее содержимое через щели в днище Уазика потихоньку сливалось на дорогу и испарялось в салоне. На боку канистры явно прослеживалась потёртость, в ней – небольшое отверстие. Шофёр, обнаружив его, долго и недоумённо вертел канистру в руках, говорил что-то про завгара, который перед поездкой самостоятельно, без него, водителя, загрузил ёмкости с горючим, и голос его, подстать обвисшим усам, выражал унылость и обречённость. Оно и понятно почему – правила безопасности не то что запрещают, категорически не допускают заливать бензин в синтетические канистры, и именно вот по этой причине – протираются и протыкаются они гораздо охотнее, чем металлические. Ну и опять же синтетика, всё может быть – элементарно даже при наполнении такой канистры взлететь на воздух. Водитель наш об этом, конечно знал. Распространяться по этому поводу я не стал. Выжили, и слава Богу.
Пока искали связь с заводом, пока ждали другую машину, комиссия обсыхала и сушила свои вещи. Акты Начальника не пострадали, не подмокли. Всё-таки импорт, он и в России импорт – не пропустил кейс внутрь себя бензин. Мои вещи тоже не раскисли. Бензин потому что. С водой такой номер не прошёл бы. Привёз детям нормальную игру, краски только пожухли и запах долго держался. Акт мой не принятый ветерком тоже быстро прохватило. Голову тайменя пришлось выбросить. Жалко, не вышло сюрприза.
Москвичи на самолёт опоздали. Но они не огорчались. Билеты обменяли и дожидались самолёта вместе с нами в аэропортовском кафе. Нездорово галдящую нашу кампанию посетители кафе не то, чтобы обходили стороной, просто не занимали поблизости пустующие столики. И не только потому, что от неё исходило перебивающее все кафейные запахи амбре – сам вид членов команды вызывал смущение у стороннего человека. Большинство, ещё на шоссе в кустах у автобуса сменили некоторые части своего, если не выходного, то приличествующего командировке гардероба. Я сбросил пробензиненные брюки, натянул протёртое в гостиницах трико. У Технолога в бензиновой луже развалились туфли, пришлось надеть тапочки. Что его очень радовало, потому что ещё в гостинице, собираясь, хотел выбросить , как ему казалось, вконец стоптанную обувь. «Не выбросил!» – всем объяснял он. Мой начальник в шляпе, галстуке, пиджаке с иголочки сидел в видавших видах шортах и счастливо улыбался. Приличнее всех выглядел Начальник, но более всех он и пострадал – его шикарный с серебристым отливом пыльник грубо скомканный топорщился в полиэтиленовом пакете рядом с импортным кейсом
Начальник всех угощал, громко смеялся, рассказывал эпизоды из армейской жизни. «Секретной» бутылкой не пользовался. Коньяк пил натуральный. Уже перед отлётом окликнул меня: «Василий Петрович, отойдём в сторону». Надо же, я за командировку уже и сам забыл, как меня зовут. Отошли. « У тебя бумаги, те, по ТБ, при себе? – спрашивает. – Давай их мне». Раскрываю портфель, даю: «Только, пахнет сильно». «Ладно, у меня тут тоже не «Букет Абхазии», – переложил пачку в кейс, порылся. – А это, – вытащил листок, – туда». Измял и выбросил в урну.
Я потом листок тот вытащил. Он сейчас у меня на стенке в рамочке висит. Рядом с грамотами и поощрениями разными. Вот такая техника безопасности получилась. История запоминающаяся, хоть и полвека почти прошло. Но именно потому, что прошло полвека, то есть за эти полвека навидался, наслышался много, особенно по телевизору: боевики, детективы, блок бастеры, триллеры разные, поэтому размышляю – так ли всё просто в той истории с бензином. В шофёре ли дело? После нашей комиссионной проверки лишились своих кресел и директор, и главный инженер и другие, в общем, всё руководство сняли. То есть, им было чего терять. Тогда и завгар объясняется, эти канистры, о которых водитель не ведал. Исчезновение на трассе комиссии со всеми документами проблемы снимали. Ужасный, но несчастный случай. Концы в воду, с колокольни нынешнего времени если. Но это так, мои фантазии. Чего на людей поклёп наводить. Вполне возможна обычная мелочная ситуация – технику безопасности не соблюли. А результат – на самолёт опоздали.
апрель 2015 г.
