Линия листопада

Сборник стихов

 

ОТРАЖЕНИЯ

Я отражаюсь в твоих глазах,
ты - в моих, если очень близко.
Свечи светятся в образах,
словно в заводи серебристой.
Липы тонут среди болот,
реки тучи уносят к морю.
Только в сердце - наоборот -
болью скажется всё, что скрою.
Только мысли, которым нет
места малого на странице
отражают полночный свет,
что в душе у меня хранится.
Отражения - как мираж,
без оков повседневной лжи.
Проплывающий Эрмитаж,
где картины, как этажи.
Отражения наготы
тайн, сроднившихся как семья.
Тайна главная - это ты.
Отражение -
это я.

 

ТЕНИ

Этот мир нереален, он только тень,
что вплетает себя в орнамент
тихой жизни на час иль день,
или просто - на память.
Тени движутся, но, увы - не живут.
Их движения словно ветер.
Тени копятся, тени чего-то ждут.
Ни следов от них, ни отметин.
Тени видно, пока темны.
Даже в самом неясном свете
тени твердо убеждены,
что они властители на планете.
Что они и во тьме, как в глазу слеза -
средоточье смысла на чувственной грани.
Но пугает их - среди ночи гроза,
вспышкой света,
которая ранит.

 

***

Среди теней и отражений
живем размеренно дыша,
но к свету просится душа -
в просторы снежных отложений.
Где ель на паперти холма
у тучи просит подаянья,
и где пространство без названья
сведет художника с ума
своим простором серебристым
на фоне леса и реки,
сияньем призрачным и мглистым,
тропой звериной - в две строки.
И холодом, который сед
от трубной музыки метелей.
Здесь солнце светит две недели,
а пасмурно - десятки лет.
Здесь снег не тает на ресницах,
лежит на ветках и домах,
и не понятно, что творится
в людских умах.

 

ПОДВОДНЫЙ МИР

Мир, что лишен очертаний обычных,
где всё размыто, туманно и смутно,
где неизменно зелёное утро
прячется в джунглях для нас непривычных.
Где облака как гигантские щуки
тихо плывут, шевеля плавниками,
и невозможно простыми словами
всё объяснить от любви до разлуки.
Где нет цветов, ярче белых кувшинок,
что протянули зелёные нити,
и никаких не бывает событий,
кроме разлуки из двух половинок.
Где стрелолист распускается ночью
между водой и белесым туманом,
и среди трав можно видеть воочию,
то, чем украшено дно океанов.
Где у русалок рождаются дети
розовощекие словно амуры,
где песнопения без партитуры
с тихим журчаньем проходят сквозь сети
времени, что ускользает бесследно,
и лишь тоска проживает оседло.
Там невозможно прожить без сомнений,
что дополняют подводные планы,
заросли тины, забытые страны,
всполохи тихих подводных прозрений.

 

ПОДВОДНЫЙ НАРОД

Здесь ничего не случается просто так,
здесь вода - цвета желтой мути.
Случайно зашедший сюда рыбак
не понимает озерной сути.

Здесь тихо, только слегка шелестит камыш,
жирно отсвечивая на сгибах,
да чешуя поблескивает на рыбах,
которых короткостью не удивишь.

На всём пространстве этих древних болот,
в темных водорослях, процветающих ныне,
здесь безголосый живет народ,
а рыба главная укрывается в темной тине.

Лишь ей дозволено в этих водах шалить:
ударять хвостом и пугать лягушек.
Наш подводный народ от природы послушен,
он не может обидеться или возразить.

Толща водная придавила его,
словно беды, скопленные веками.
Мы стоим, едва пошевеливая плавниками,
И, кажется, - больше не нужно нам ничего.

 

ОМУТ

Есть один на свете омут,
тот, в котором мысли тонут,
где холодная вода
от поверхности до дна.
Там от берега в осоке,
в темном зеркале воды,
смутно видятся истоки
человеческой беды.
Пни, сучки и корневища,
что смущают жизни гладь.
То, что в юности мы ищем,
чтобы к старости понять.
Преломленные сознаньем,
отраженные в веках,
здесь томятся мирозданья
в чешуе и плавниках.
Здесь протягивают нити
ряска, донник и куга,
и не рвется цепь событий
от причуды рыбака.
Здесь не холодно, не сухо,
только дышится с трудом,
и неясное для слуха
отражается вверх дном.
Все мы тут как отраженья,
чьих-то мыслей или дел.
И бесшумное скольженье -
наш единственный удел.

 

ВОДА

Не отражай меня вода,
не путай небо с облаками.
Они - с округлыми боками,
я - угловатый, навсегда.

Не раздражай меня вода
своим пространством бесконечным,
порывам чувств, свеченьем млечным,
смятеньем ветреным с утра.

Пусть тени ходят по песку,
восторгом душу не тревожа.
Привыкла отражать тоску
моя неприбранная рожа.

Всё в мире медленно течет,
всё изменяется и тает,
и детская душа не знает,
куда судьба её влечет.

Где мелководье тихой лжи,
где омут будущих страданий.
Вода остывшая бежит
по дну несбывшихся желаний.

 

ОДА БОЛОТНОЙ РЯСКЕ

Среди кувшинок, там, где тонут,
шурша от ветра камыши,
где ива серебром души
заполнила зеркальный омут.

Где сети выкинул восход,
на воду цвета киновари,
где песня есть у каждой твари,
а у властителя - народ.

Где ночью омут сердце ранит
своей глубинной чернотой, -
меня река к себе не манит,
в её изгибах - блеск пустой.

Мне ближе - на болоте ряска.
Она затянет плес и мель.
Она, как долгожданный хмель,
как стыд скрывающая маска,
как призрачная нить луча
из кокона льняного мая,
когда, привыкшие молчать,
мы ложь уже не замечаем.

Мне ряска как итог всё ближе.
Она затянет боль и страх,
и в лилиях, и в камышах,
в Нолинске древнем и в Малмыже.

По всей российской широте,
где тот же цвет и те же краски.
Где дань, увы, не красоте,
а временной болотной ряске.

 

НАД ХОЛМАМИ

Над холмами, возникающими из пустоты,
здесь всегда возвышаются елей кресты.
И повсюду кристальная снежная пыль.
Здесь сугробы годов утрамбованы в быль.
Здесь мольбы затихают под толщею льда,
и словесная льётся с экранов вода.
Уплывают кораблики под мосты
и на мачтах покачиваются кресты.
Птицы вороны здесь на закате парят,
от деревьев прочерчивая диагональ.
Словно речку подпитывает мистраль,
и не мерзнет она много лет подряд.
Заплутав в холмах, как мужик хмельной,
ищет речка к заводи путь прямой.
Но не встретишь в России прямых путей,
снег в России обманчив как мавзолей,
где хранится тот, чей священный прах,
нам оставил родину всю в крестах...
Ты не умер ещё, но уже воскрес,
и в подарок тебе - на пригорке крест.

 

ВЕЧЕР В РОССИИ

Вечер, пюпитры столбов вдоль дороги,
ветер играет навязчивый блюз,
а на бугре - березняк длинноногий,
листьев и снега нежданный союз.
Как это всё повторяется странно,
словно один нескончаемый сон,
где всё расплывчато, где всё туманно.
Скрипка звучит, ей - труба в унисон.

Кто там не спит, утонувший в тумане?
Чей там горит одинокий фонарь?
Темным пятном в голубом океане
птица вычерчивает диагональ.
Крикнула что-то - мурашки по коже.
Снег растворяется в сумерках дня.
Как это всё на Россию похоже,
как это всё угнетает меня.

 

***

Много не высветить в этом мире,
если кистью не пользоваться или клавиатурой.
Лишь поэту можно сидеть в сортире,
восторгаясь красками и фактурой
слова, которое тут родилось,
выйдя из тени на фоне греха
и в тишине за стеной растворилось,
там, где расставлены сети стиха.

Можно печь затопить и смотреть в окошко,
за которым бело от крыльца до леса.
Всё красиво конечно,
но грустно немножко,
потому что зима - это длинная пьеса,
где стары декорации, ветхи костюмы,
и слова однотонны, как пение ветра,
где сюжет растянулся на два километра,
и герои привычные очень угрюмы...

Ждешь от них небывалой фразы,
потаенного чувства в полете руки,
но вся жизнь умещается в две строки
и теряется где-то за нефтебазой.

 

В МИРЕ КОЛДОБИН

В мире колдобин, камней и ям,
где не случается легкой дороги,
я выбираю - хорей и ямб,
чтобы привычно шагали слоги.

Слышу я музыку в крике ворон,
где поутру чуть колышутся дали.
Тени от сосен покрыли склон,
и в синеве перелеска пропали.

Здешняя живопись - в ликах святых.
Только у Бога просить услуги.
Ладаном веет в просторах пустых,
под литургию нагрянувшей вьюги.

Некому высказать, то, что в душе
было предчувствием нынешней смуты.
Ветер шумит, только поздно уже:
прожиты главные в жизни минуты.

В мире колдобин и в сонме веков
можно почувствовать грани былого.
Вот он сюжет, только образ не нов,
скрыто под снегом заветное слово.

 

ДЕВОЧКА

Картина мира выглядит непросто,
она порою скроена убого,
но на картине девочка - подросток,
чей взгляд непритязателен и робок.
Серов иль Репин - нам какое дело,
кто подарил ей пагубную славу.
Она глядит светло и неумело
на древнюю печальную державу,
где паруса надежд всегда надуты
очередным нелепым искушеньем,
где, лязгая, смыкаются редуты
перед большим бессмысленным сраженьем.
Она не остановит этой смуты,
она привыкла видеть мир иначе.
Но знаю я, что каждую минуту
она осознает, что это значит.
Не потому, что сердце неумело
колотится под платьицем убогим,
а потому что в юности несмелой
ничем не провинилась перед Богом.
Её не знали Павел и Иаков,
ей не читал никто святых писаний,
но отчего-то ей хотелось плакать
у царских врат в годину испытаний.

 

ОТТЕПЕЛЬ

Оттепель,
капли дождя на березе,
в небе туманная серая и муть,
липы застыли в скучающей позе,
вяз у плетня попытался зевнуть.

Темное всё, всё - осенняя слякоть.
Мысленно выйду во двор погулять.
Там куст калины, готовый заплакать,
красный гостинец сквозь ветви видать.

Холодно, это должно быть от ветра.
Ветер и влага не дружат со мной.
Мысленно пройдено два километра,
значит, пора возвращаться домой.

Я одинок, словно скрипка Россини,
Я не люблю этих мрачных дней,
но на просторах холодной России
даль лучезарная мне всё видней.

 

ОБЛАКА

Уплывающие, словно белые корабли
облака, что когда-то были на суше,
в небе свои очертания обрели,
а на земле оставили души.

Ляжешь навзничь и лежишь на снегу,
о холоде вовсе не беспокоясь.
Думаешь, я ведь тоже летать смогу,
если позволит совесть.

Над вершинами сосен как над сплетением рук,
так высоко, как позволено только птице,
там, где небесный замыкается круг
у времени на границе.

Между там, что уходит, или ещё не сбылось
в темных зарослях послевоенных буден,
что-то выросло и к теплу прорвалось
на окне в жестяной посуде.

Первым словом в сознание - как стрела,
та, что пронзает светом сквозную рань,
мама ко мне наклонилась и произнесла:
«Это цветет герань».

Это облако красное, подумал я,
оно постоит немного, а потом уплывет.
Вся украшена облаками земля,
а если на землю ляжешь -
то наоборот.

 

ДОРОГА

Где ты, Россия дремучих окраин?
Выкрашен кадмием чахлый рассвет,
ультрамарином лесок затуманен,
охрой окрашен церквушки скелет.

Мекка художника, тень вдохновенья
в сером тумане любви и утрат.
Скопом лежат вдоль заборов поленья,
клены о чем-то своем говорят.

Две колеи вдоль дороги осенней,
манят пойти, но куда - не пойму...
Сколько ещё проплывет поколений
здесь по ухабам твоим
в синеву?

 

Л. СУВОРОВОЙ

Выйду и вижу на улице осень,
ветви и снег, укрывающий крыши.
Небо, усыпано листьями вишен,
день проплывает легко неслышно.
И не понятно, что - ниже, что - выше?

Мне бы герань на столе в эту пору,
красный букет, словно тень занавески,
А за окном - в синеве косогоров
снег, облака, на холме - перелески.

Там где-то холод, и лед, и печали,
вынудят жить по заслугам и чести.
Нет, не хочу я ни славы, ни лести.
Хочется, чтобы - не замечали...

Как это всё происходит на свете,
В сердце моем и немыслимой дали
жив только образ (ничей), жив только ветер.
Крыша, букет, отголосок печали.

 

ТЫ

Там, где от речки - напрямик -
лесной дороги половик
под дуги лип и до плетня,
где гаснет перспектива дня,
ты у калитки ждешь меня,
чуть на бок голову склоня.

А может быть, уже не ждешь.
Воспоминания стерев,
разлука ходит меж дерев.
И в теле пробуждая дрожь,
на лацкане - снежинки брошь,
и вечер ветреный хорош.

И не поймешь, где явь, где сон.
Гудят деревья в унисон,
и дятел долбит по сосне
толь наяву, то ли во сне.
Ты через лес идешь ко мне,
ты мнешь дороги половик,
и холод под пальто проник,
и брошь на лацкане блестит,
и птица над тобой летит.

Та птица не бросает тень
туда, где скоро гаснет день.
Ты мерзнешь, муфту теребя,
но ангел сохранит тебя.

 

***

Удивляюсь я этой русской шири,
где не видно краев, полюсов и граней.
Будто окна в комнате у меня промыли,
а под окнами насадили гераней.

Или, может, возле дома герань не садят,
от неё, говорят, розовеет вечер.
Выйду лучше пройтись по саду.
У моей калитки скрипучей речи
лишь о холоде с ветром, который ранит,
если выстудит дом незнакомая дума.
Снегом выстрелит север, словно из дула,
в мае холод опять нагрянет.

Слово за слово - смыслом застит
даль, которая как подкова.
Я приветствую поздний вечер: «Здрасте», -
мне мычаньем из тьмы отвечает корова.

 

МАРТ

Весна растворяет снегов осадок,
лезет с советами, как полюбить
метлы деревьев за старым садом,
сонной реки голубую нить.

Кажется ей это очень просто -
вникнуть в поэму солнечных дней,
где даже тень тяготеет к росту
и расстояния всё длинней.

Вмятина озера без оправы
хочет стать зеркалом, и в ночи
жмется к темному телу дубравы,
ловит луны золотые лучи.

Март - окраина снежной стужи,
мир мечтаний и небылиц.
Вечер смотрится в лоно лужи.
Люди ждут возвращения птиц.

 

ВЕСНА

Зачем пришел на землю синий март?
такой пронзительный, как небо на закате.
Зачем грачи сидят на снежной вате?
и время тихо пятится назад,
освобождая окна от гардин
ночной парчи на перекрестьях рамы.
Во мне таилось множество причин
для горечи. Но ты ждала не драмы,
а прежнего порыва нежных чар,
растаявшего льда противоречий,
той музыки, которая не лечит,
а вдаль летит, подобием луча.

Хочу опомниться, хочу тебя обнять,
но ты молчишь, не поднимая взгляда.
Мне кажется, что ты весне не рада.
Белесым инеем твоя мерцает прядь,
рука уперлась в бледную щеку,
в глазах - непониманье и холод.
Ну что с того, что я уже не молод,
меня мечты неясные влекут
куда-то вдаль, вслед за полетом туч,
где солнцем переполнены границы
полей и рек. И где кочуют птицы
от леса до запруды горных круч...

Ты раньше представлялась мне другой,
ты лед топила в самый лютый холод.
Я полон сил, я снова юн и молод,
а ты больна несбыточной тоской.

 

УРЖУМ

Маленький город на снежном холме
солнцем мартовским обездвижен.
Зданье плюс здание, плюс храм в уме,
глыба гостиницы - к центру ближе.

Рядом с городом издалека,
в сонных горах пробивая дорогу,
мутным потоком течет река,
пасмурный лес навевает тревогу.

Где тут истории новизна?
взлет и падение полной чашей.
Тихой капелью поет весна,
криком ворон отвечает чаща...

Где-то на Сене стоит Париж
с башней, которая к небу ближе.
Но для уржумца милей Малмыж,
да ещё - воробьи на крыше
серые. Точно такие, как наша жизнь,
где вечно ссорятся и дерутся,
руша привычные миражи,
верные долгу враги революций.
Родина Кирова, город музей,
лента дороги в узорах ям.
Красным окрашен судьбы мавзолей.
Белым сияет небесный храм.

 

***

Снег не растает, потому что в нас
есть холод отчуждения и тревоги.
И свет звезды, что никогда не гас,
исчез в конце ухабистой дороги.

Хотя пока мелодия звучит
и барабаны ритм не потеряли
мы что-то видим в пасмурной ночи
между холмов спрессованной печали.

Звучит мелодия, петляет как река,
завет куда-то. Тихо плачут дети.
Блестит вода на веслах рыбака,
меж облаков закинувшего сети.

Ворона на сосне, как контрабас
солирует - черна и одинока,
провозглашая полуночный час,
отмеренного для свиданий срока.

Привычно громко ухает сова,
ей эхо отвечает из долины.
И на венцах лавровая листва
шевелится от теплой середины.

Увенчанные славой и гусляры
с опаской прячут жалкие награды.
Пугает их приход чужой весны,
ломающей привычные преграды.

 

ДЕТСТВО

Всполохи жизни,
и судеб узоры.
Зимний мороз,
остужающий взоры.

Прелести мира,
который обещан.
Право любви
вместе с правом затрещин.

Детство узорное
в линиях рамы.
Серые здания,
мертвые храмы.

Лики незримые
в красном углу...
Кажется,
я никогда не умру.

 

РОССИЯ

Непонятная для чужих племен -
из тумана серого и мечты,
в платье белом или в огне знамен
появляешься на рассвете ты.

На поверхности ледяных зеркал,
где река, как небо в длину и ширь,
кто тебя бескрайнюю отыскал?
Кто поверил в сумрак твоей души?

Те, кому понравился блеск снегов,
скрип саней по полю издалека,
затерялись в дебрях из облаков
на ветрах, пронизывающих века.

На путях немыслимых, но прямых,
где по-птичьи громко звучат слова.
Наша жизнь - обманчивый белый стих,
где от стужи кружится голова.

 

КВАДРАТЫ

Каждый день просыпаюсь и, молча, смотрю за окно,
что там нового, или по-старому серо.
Две березы и ель под окном надоели давно.
Только небо другое, а, впрочем, какое мне дело
до того, что творится в миру драпированном в тюль
отчужденья с охранной системой заборов,
где в горбатой стене - дырки, словно от пуль,
от покинувших доски сучков, от пронзающих душу укоров.

Говорят ледоход на реке, только я на реку не пойду.
Не люблю наблюдать за крушением белых торосов.
Разрушается памятник прочному зимнему льду,
и плывет как корабль у тебя перед носом.
Мир разбит на квадраты привычной градацией рам,
разлинован заборами нравов особого рода.
Лож и правда всегда что-то делит для нас пополам,
оставляя лазейку - царям, поле брани - народам.

 

ЗАБОР

Весна.
Весной я мастерю забор,
от кур и взглядов возвожу ограду.
Доска к доске подогнана в упор.
Встает забор тесовою преградой
сомнительным улыбкам и словам,
которые по смыслу суковаты.
Столбы из дуба я готовлю сам,
а ямы рою с помощью лопаты.

Здесь мой оборонительный рубеж,
врастающая в сумерки ограда,
где лишь крапива вечно ищет обрежь
проникновенья за пределы сада.
Хотя, что значит для меня забор?
Столбы и доски в перспективе лета.
Иль то, что возмущает, как укор,
что будоражит, не суля ответа,
за линию доступную маня,
где нет привычных рамок и порядка,
туда, где за готовой грядкой -
березняком заросшие поля.

К чему я это? Вот он - мой забор.
Я сам его возвел и охраняю.
Я за забором. Для чего? - не знаю,
но возвожу и строю до сих пор.

 

ЛЕТО

Лето манит, пока не одето,
пока не затеряно в дебрях акаций.
Как в театре без декораций
всё в нем пронизано ожиданием света.
А когда листва монологи множит,
комары пищат и летают мухи,
вербы шепчутся как старухи,
и слова их с молитвами очень схожи -
мне уже не хочется на припеке
посидеть, отмахиваясь от мошек,
потому что лето в России бывает хорошим
лишь в истоке.

Лишь в начале, до составления планов,
где зелёное и голубое рядом,
где пространства такие, что не окинуть взглядом,
и о жизни думать всерьёз не надо.
Где ты сам, если хочешь, разбудишь утро,
если нужно - откроешь гардину в вечер.
Ветер выйдет тебе навстречу,
как корабль, проявляясь в тумане мутном.

Наши планы на лето весьма богаты
там мечты рождаются без причины.
В них и женщины, и мужчины,
на горячем песке перекатов.
Даже - голос в запруде сада,
что зовет подойти украдкой,
летом кажется вам загадкой…
Только...
думать о ней не надо.

 

ДОЖДЬ

Дождь - когда в немой ночи
за гардиной из парчи
кто-то тихо барабанит
по карнизу и молчит.

Кто-то по стене крылом
бьет, пытаясь вверх подняться.
Кто-то должен притворятся,
что ему не страшен гром.

Дождь, когда осилил страх,
мрачных мыслей вереницу
отогнал, как злую птицу,
и забылся
в теплых снах.

 

СЫРОСТЬ

Плетью виснет березы прядь,
сад от сырости полон сил.
Дождик с вечера моросит
и конца ему не видать.

Даже если закрыть глаза
то услышишь, как за окном
дождь расчерчивает стекло
тем пунктиром, который за
пониманием внешних сил.

И в ненастном порыве есть
боль обид, которых не счесть,
на людей, которых забыл,
на себя, которым ты был
избавляясь от всех оков.
Тайным мыслям не нужно слов,
тайным мыслям не ведом пыл.
Просто хочется тишины
на просторах сырой страны.

 

ПАЛИТРА ДОЖДЯ

Если дождь на рассвете пролился на зелень садов,
покрывающих землю своим необычным узором,
значит летний орнамент природы ещё не готов
прорости сквозь забор, окрыляющим душу простором.

Значит, я к начертанью пространства ещё не привык.
Прикасаясь к стеклу, я рисую холмы и равнины.
Холодком отзывается в пальце торжественный миг,
отражающий абрис до боли знакомой картины.

Где-то айсберги туч украшают небесную твердь,
где-то пальмы растут над пустыней, нещадно палимой,
а у нас на равнине важны - только жизнь или смерть,
а у нас над равниной - лишь ветер проносится мимо.

Летний дождь разрисует стекло, как угрюмый Ван Гог,
из палитры убрав гамму светлых и радостных красок.
Я бы тоже, пожалуй, другого придумать не смог
в этом храме чудес, в этом старом театре без масок.

 

ЖЕЛТОЕ И СИНЕЕ

Перемешали желтое с синим,
переплели отраженья и тени,
в меру добавили грусти и лени -
и на холсте появилась Россия -
родина будущих поколений,
гулкая гавань великой страны,
где не найдешь никакой новизны,
если в тебе не проклюнется гений.
Если следя за полетом грача,
ты не упрешься глазами в запруду
леса на кромке из кумача
вечера, вылитого в посуду
озера в зарослях камыша,
где кто-то крякает, кто-то смеётся...
Если душа у тебя не проснется,
То не почувствуешь тут ни шиша.

 

НЕПОГОДА

Непогода, когда в окно
смотрит клен грозовою тучей,
в сером небе темно от сучьев,
от листвы, что шумит давно,
поглощая неясный свет
в полосатом пространстве лет.
Всё в природе имеет тень,
только ближе мне полусвет.
Но важнее мне хмурый день,
где привычных контуров нет.
Где у речки шумит тростник,
на бугре - шелестит ковыль.
Полушепот громче, чем крик,
если ты ко лжи не привык.
Если даль до конца видать
сквозь туман неясных эпох...
Клен в ночи от капели оглох.
Непогода,
что с ней взять.

 

КРУГ ОДИНОЧЕСТВА

И снова жизнь идет как прежде
в дождливой перспективе лета,
где теплится ещё надежда,
что все не сбудутся приметы.
Что все утихнут опасенья
вражды без цели и причины,
что живы будут все мужчины
доверчивого поколенья,
обманутые близкой славой,
шагающие к новым вехам,
до холмиков в полях державы,
где смерть реальнее успеха.

 

ПРОВИНЦИЯ

Провинция, что видишь вдалеке,
когда идешь вдоль леса на закате,
как чернозем, прилипший на лопате
сидит некрепко. Но накоротке
поведает вам дачник, как впотьмах
упал в большую яму за оградой,
чуть пьяный, но немалою досадой,
на явное брожение в умах,
на власть и перед банками долги,
в которых есть причина для тревоги.
Никто не ремонтирует дороги,
а виноваты внешние враги...
Вороны с яблонь яблоки едят,
дрозды - клубнику в частных огородах.
Терпенья не хватает у народа
замешивать в консервных банках яд.
Кроты подроют овощи в саду,
капусту слизни мерзкие подточат,
капиталисты гибель напророчат,
политики народ с ума сведут.
Куда ж деваться,
видимо не зря
народ стремится к благу пониманья
демократичных тупиков сознанья,
далеких от земного бытия.

 

ОСЕНЬ

Когда в лесу желтеет старый дуб,
а в травах паутина серебрится,
мне кажется, что осень не продлится, -
замрет и будет украшать среду
не обитанья, а того угла
в душе, где вечно копиться досада,
где хочется за изгородью сада
вновь обрести присутствие тепла.

В саду не осень, а пора прощанья
пора утраты лиственных одежд.
В досаде неоправданных надежд
есть магия смиренного молчанья
и осознанье временной поры,
когда за вспышкой следует затменье,
покачиванье, тихое скольженье
в сырые и безмолвные дворы.

Как дверь в саду захлопнется закат,
угаснет красно-желтая калина
и в памяти останется картина,
которой, если честно,
сам не рад.

 

НА ПРОГУЛКЕ

Вдоль леса, будто вдоль стены
иду по направлению взгляда.
Мне ничего в лесу не надо:
ни шороха, ни тишины.
Куртины сосен тут и там
спешат прохладой надышаться,
по хаотическим следам
снега несмелые ложатся.

И холодит сознанье грусть,
и манит даль неясным светом.
Нет, я уже не болен летом,
восторгов ветреных стыжусь.
И вдаль уходят колея
дороги в ледяной оправе,
и боль неясная моя
подобна выпитой отраве

 

ОКТЯБРЬ

Над широким пространством пустынных полей,
где от сырости темен березы лик,
где не слышно шорохов - только крик
птиц невидимых и зверей.
Где смешенье красок - и лес, насквозь
продуваемый ветром со всех сторон.
Где в глухих деревнях, если жить привелось
по утрам звучит колокольный звон.
Где над клубом флаг от дождя повис,
трактор в поле, возле забора - плуг.
И неясно жизнь - это птичий свист
или обруч железный, который туг.

Ты идешь по дороге и, молча, вдаль
устремляешь взгляд, пытаясь найти
те приметы, что хочется увидать
страннику на земном пути.
То, что летом пряталось от тебя
за обилием света в тени паутин,
вдруг проявится за кустом рябин,
горькой ягодой поманя...
От теней не холодно, но в душе
что-то вечно копится в этот час.
Толи зрелось, толи старость уже,
толи мысли странные прозапас.

 

ОЗЕРО ОСЕНИ

Осень на фоне озера - это пустошь.
Грустно посмотришь на воду - взгляд опустишь,
а под ногами осока, спутанная в пучки,
на отмели возле берега в мутной воде - жучки,
темного цвета твари, плавающие наискосок.
Куст на бугре, а дальше - изгородь из досок,
баня стального цвета, будто былинный страж.
Лес над простором этим, словно второй этаж,
где на своем балконе, в гуще живых перил
сонно сидит ворона под телогрейкой крыл,
и в тишине, которая из капель и хрусталя
облако - синей лентой, над желтизной полян.

Вся перспектива осени, если не брать в расчет
озеро и ворону, то, что, журча, течет,
плавает и струится, вписываясь в строку,
в темном стекле двоится и нагоняет тоску.
Вся перспектива осени, та, что внутри тебя -
это схождение линий на уровне октября,
это рождение мысли на уровне глади вод.
Это судьба, которая мимо тебя пройдет.
Осень на фоне озера - блеск ледяных зеркал,
Я тебя утром розовым в зарослях отыскал.

 

СТАРОСТЬ

Когда ты борешься с усталостью,
и понимаешь, что осталось
доплыть до пристани без жалости
на корабле с названьем «Старость»,
и брось всё, что созидалось
годами памяти спрессованной
в клубок надежды и терпения.
Когда в пространстве нарисованном
не видно места для спасения
души. И в пирамидах елей,
что обозначились за шторой
просвечивает еле-еле
октябрь картиной невеселой.

Когда герань глядит в окошко,
понурив красное соцветье,
и на стекле её ладошки,
как между строчек междометья.
Когда в саду - искристый холод
и в доме отчего-то пусто,
и ты уверен, что не молод,
вся жизнь твоя меняет русло…
Ты понимаешь - так бывает,
смиренье тут залог успеха,
и с чем-то нужно расставаться,
когда решаешься уехать...
Но…
эта мысль не согревает.

 

ВЕТЕР

Ветер машет ветвями елей,
ветер кружит в пространстве синем.
Утро ветреное в России -
словно копия акварели,
где цвета различимы плохо
не от сырости - от печали,
оттого, что не замечали,
маяков на пути эпохи.
Как листок, улетев с березы,
стал корабликом в лоне лужи, -
так пришло ощущение стужи,
сквозь ненастья и потери.
Отпотевшие за ночь окна,
и скрипучие в доме двери,
с петель сорванные, - намокли,
с петель сорванные, - запели.
Ветер с музыкой, как у Баха,
где от фуги - озноб по коже.
Не от радости, но от страха,
вдруг почувствуешь, как похоже
это всё на одну из песен,
где бродяга идет по свету,
от Байкала по всей планете,
и нигде ему счастья нету.
И везде только - ветер, ветер.

 

ПОЛОТНО

Мир незаконченное полотно - он подмалевок
будущего, из которого ничего не торчит.
Влезешь в мир - неуклюж и неловок,
а там уже кто-то молится или молчит.

Кто-то уже открывал в эту комнату дверь,
кто-то входил в твой мир, где герань на белом окне.
И оттого, что ты не один теперь -
тебе обидно вдвойне.

Ты представлял, что в смешении красок, которое за окном,
вдруг возникнет совсем незнакомый пейзаж.
А там - дрова вдоль забора да чья-то лодка вверх дном,
которую даже в металлолом не сдашь.

У осени нет начала в серых разводах дней,
только ветви березы - прядями тонкими вниз,
только тени, которые всё длинней
да пирамида ели, похожей на кипарис.

Что тут можно создать без фантазии и мечты?
если краски ложатся по стенам сплошной дугой.
Надо просто понять - в этой комнате ты
стал другой.

Протиснулся, а тут оказывается - не храм чудес,
пахнет плесенью и вообще - не рай.
Вдали за полем сонно синеет лес.
А за лесом...
Что сам придумаешь - то и выбирай.

 

СНЕГ

Когда падает крупными хлопьями снег
и ложится на всё, что покорно зимы ожидает,
что уже не растет и теперь до весны не растает,
под сугробом закончив последний медлительный бег,
я стараюсь не думать о ветрено прожитых днях.
Всё меняется к лучшему, если становится белым.
И приятно мне взглядом немного несмелым
заблудиться в заснеженных и обнаженных ветвях.

По следам одиночества в сонном пространстве снегов,
где темнеют столбы маяками на скользкой дороге,
здесь нельзя предаваться унынью или тревоге,
потому что не всякий с безмолвием слиться готов.
Здесь не надо придумывать грусти эпитетов рой.
За окном не пурга - отраженье рассыпанной тайны.
Только русло реки, что имеет оттенок стальной,
вдруг напомнит о мысли простой и немного печальной.

Снег идет, отрезая возможность пути
возвращения к прежним привычкам и взглядам.
Не к истокам, а к вечно живущим преградам,
что успели в душе холода и года возвести.

 

РОДЕН

Я вижу в статуях Родена
любовь, рожденную из тлена,
когда в обнимку - страсти и печаль.
И возле оголенного плеча -
рука подруги милой и несмелой, -
две линии сближенья и уста,
которые сложились неспроста
в подобие моста.
В то, что хотела
изобразить душа в порыве запоздалом
из мрамора. А впрочем мрамор тут
лишь атрибут, между тобой и залом -
восторгами заполненный сосуд.

Мне говорят, он был уже старик,
когда всё это вырубал из глыбы.
А вы такое сотворить могли бы,
предчувствуя уже последний миг?

Не важно, что бывает в тишине,
где мысль не предназначенная мне,
вдруг порождает ласку, даже - похоть.
И ощущаешь ты весьма неплохо,
штанину подпирающий слегка,
воскресший инструмент греха.

Откликнуться на оголенность чувств
не так уж трудно, если молод телом,
когда в горячем сердце неумело
сливаются истоки всех искусств,
а разум радостен и пуст.

 

ОСАДОК ОСЕНИ

Серый осадок осени - это грязь -
то, что должно укрыться сыпучим снегом.
Кромка замерзшего озера - это связь
проникновения из отражения - в небо.
Где подмалевок пространства ещё не готов
с примесью умбры и яркого ультрамарина
вылепить образ полей и знакомых холмов,
чтобы по-своему вдруг покорила картина -
нет не зимы, а того, что рождают лучи,
что накопилось за время ненастья и влаги
в мыслях, готовых пролиться на тело бумаги
возле, натопленной к вечеру русской печи...
Выпасть в осадок, уснуть и проснуться зимой,
чуть захмелев от прилива холодного света,
всё сознавая, что было когда-то с тобой,
и никому ни за что, не давая ответа.

 

ЛИНИЯ ЛИСТОПАДА

Грешник по осени чувствует -
гибель близка.
Листья последние ветер с деревьев срывает,
и как художник, плененный структурой мазка,
темные краски природа себе выбирает.
Светлые мысли -
палитра, которую ждем,
чтобы украсить для каждого близкие даты.
Нить мирозданья тонка, но на грани утраты,
всё завершается мирным осенним дождем.

Изгородь прожитых лет, уходя в пустоту,
дарит потребность осмыслить её перспективу,
не продолжительность счастья, не высоту,
а сопричастность к безумной любви и порыву
всё испытать, что положено в жизни земной,
вычертив путь от герани - за линию сада.
От листопада - до первой метели зимой,
после которой в душе тихо тает досада.

 

ПОКИНУТАЯ ДЕРЕВНЯ

Дорога, снег и на груди холма,
укрытого потопом диких вишен -
замшелые от времени дома,
столбы в наклоне.
Чей-то голос слышен.
Калитка что ли на ветру поет?
и подпирает жердь останки крыши.
Когда-то в этом месте жил народ:
коровы, овцы, пастухи и мыши.

Куда исчез он? Почему исчез?
В печи ещё зола лежит, белея.
Но прямо за окошком вырос лес -
корявая и голая аллея.
Работает секатором рассвет,
срезая темное с побегов чернотала.
У времени здесь очертаний нет -
лишь абрис от истока до начала.

В натеках мха склоняется забор.
Не падает, но силуэт утраты
уже рисуется на фоне темной хаты,
где в зауголке значится - топор.
В пустые окна входит темнота,
скрипят под ней гнилые половицы,
и мысли одинокие как птицы
спешат покинуть мрачные места.

 

ДЕКАБРЬ

Опять подул холодный ветер,
на сером небе - облака.
Декабрь царит на белом свете,
а в сердце - замерла тоска.

За окнами в дали туманной,
притихший лес покорно ждет,
когда на землю утром ранним
снег невесомый упадет.

Когда укроются просторы
белесым инеем в ночи,
и крест на маковке собора
блеснет,
как огонек свечи.

 

ДВЕРЬ

Дверь отворяю и растворяюсь
в тумане, который пришел с реки.
Иду по тропе и травы не касаюсь:
стебли щекочут тепло руки.

Хрустнула ветка в лесу охряном,
птица взлетела, как темный ком.
Куст можжевельника словно пьяной
по косогору бредет тайком.

Синие ягоды дарит прохожим,
только гостинец его не мил.
Рыжий закат на лосенка похожий,
грустные мысли во мне пробудил.

Даль впереди - словно жизни начало.
Лента реки - словно тайная связь.
Долго мелодия в сердце звучала,
только однажды
струна порвалась.

 

ЗИМА

Не люблю я России, в которой зима
отворяет скрипучие двери,
где за окнами снег, и в снегу дома,
и в заснеженных шапках ели.
Где из пригоршни выпадет твой приговор,
словно ворона крик из саги,
и с колючим узором высокий забор,
вдруг проглянет в соседнем овраге.

Здесь в ночи только ветер гудит за окном,
в проводах, что над кленом повисли,
и одна лишь мелодия слышится в нем,
что рождает печальные мысли.
Здесь и птицы, такие же, как облака,
что сбиваются в темные стаи,
и бежит подо льдом ледяная река,
чтобы в белом тумане растаять...

А по берегу - лес, и над лесом - звезда,
что от холода стола синей,
и в дали мимо леса идут поезда
по морозным просторам России.
Это родина светится в окнах ночных,
проносящихся с грохотом мимо,
или фразы забытые в мыслях моих
формируются грубо и зримо.

 

ЗДЕСЬ

Здесь пространства огромные, как океан.
Здесь равнины такие, что в день не дойти до границы.
Здесь летают над селами темные птицы,
что решили пожить вдалеке от засушливых стран.

Здесь ночами в лесах роют норы в песке барсуки,
по болотам скучают лягушки и плавают лоси,
и у путника в поле никто документ не попросит,
если в посохе видит опору уставшей руки.

Здесь строка завершается так же как скучная быль -
одиноко звучащей и полной отчаянья нотой,
а белесый туман, что поднялся над темным болотом,
превращается утром в холодную, влажную пыль.

Ложь упрятана здесь под снегами великих вершин.
Ей не внемлют, но чтут как священную память.
И хотя полюбить это всё очень сложно заставить,
здесь умеют воспитывать верных отчизне мужчин.

 

ТАМ

Там у речки крайний дом
в зарослях берез и кленов,
силуэт в листве зелёной
словно в нимбе голубом.
Хлев, сарай, тропа с холма,
в окружении ягод красных,
за стеной теней неясных
леса темная кайма.
Подойду, с опаской гляну,
что там светится внутри?
На крыльце сухом присяду.
Скрип незапертой двери
удивит ненужным эхом,
тронет тайной старый сад.
Был хозяин, но уехал
в город много лет назад.

 

СНЕГ ИДЕТ

Снег идет,
округляя пространство сыпучей своей белизной,
заметая реку и холмы, с нарисованной хною сосной.
Лес стоит, замерев, он уже не качает ветвей,
потому что под снегом тепло и под тяжестью дней
новогодних замерзнуть не хочется. Если не знать,
что на завтра погода другая придет, и опять,
налетающий с севера ветер, невольно разрушит снега
как слоеный пирог. Кулинаром да будет пурга,
что напичкала пальмовым маслом заснеженный сад,
где ворона подохла с тоски ровно месяц назад.
Где в заборе дыра и на дубе темнеет дупло,
на углу вместо прясла прибито к забору весло,
и теплица как парус, на рифах застрявшей мечты,
и в замерзшем окне, одиноко сидящая, - ты.
И морозная даль,
и неясная грань пустоты.

 

МОРОЗНЫЙ ДЕНЬ

Когда яснее даль в холодный день,
когда глядишь в окно на ели и березы,
то кажется - кочующая тень
на окнах превращается в мимозы
морозные. Следы от детских снов,
где были только санки, снег и ветер,
и облачный струящийся покров,
который в зимний полдень незаметен.
В стране снегов, морозов и пурги
явленье света, как надежда выжить.
Покуда дремлют хитрые враги,
мы подготовим рюкзаки и лыжи.
Проложим путь между лесных громад,
насушим сухарей и запасемся квасом,
и выживем, шагая на закат
с Нерукотворным Спасом.
Помогут нам морозы и снега,
пространство, отороченное льдами,
крутые склоны, скользкая река
и звезды, непотухшие, над нами.

 

МЕЖДУ МНОЙ И ТОБОЙ

В этом мире чего не создашь -
рядом явится шкаф и трельяж,
или зеркало не стене,
или тень на морозном окне.
В этом мире, куда не взгляни -
всё - край света,
и только внутри
что-то бьется как птица,
и душа отчего-то томится,
очень близко к началу начал,
где корабль и причал.
Словно музыка или пейзаж,
тот, которому имя не дашь,
в этом мире похожем на сон,
всё живет в унисон.
Переносится кистью на холст,
прорастает, как чувственный мост
между правдою и мечтой,
между мной и тобой.

 

КРАЙ СВЕТА

Здесь нет ни весны, ни лета,
здесь фрукты - часть винегрета.
Здесь по приметам - край света,
и в шахте стоит ракета.
Гудит под землёю - сервер,
опасно земли коснуться,
а если пойди на север
то можно и не вернуться.
Там за холмами где-то
спрятаны наши запасы:
тушенка, ружье, галеты,
и бочка с хорошим квасом.
Кто сунется в нашу чащу,
тому не сносить онучей.
Край света - он настоящий.
Напомню на всякий случай.

 

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

Зимний вечер не лечит, даже не радует,
зимний вечер вечно меня обкрадывает,
заставляя стоять в темноте у окна,
как калина в снегу или рыба у дна.
Зимний вечер без чар голубого экрана
чем-то очень походит на дно океана,
где пустынно и мрачно, куда ни взгляни,
где вдали чуть видны голубые огни.

Зимний вечер не вечен, он скоро пройдет
из расщелин появится донный народ,
проплывет, шевеля плавниками,
и исчезнет вдали за холмами.
Зимний вечер сплотит в косяки и стаи,
зимний вечер не даст в темноте растаять.
Он повесил на столб одинокий фонарь -
конус света похожего на янтарь.
Где вначале скрип, а потом снега,
где заборы похожие на рога,
где сплетаются водоросли и сны -
ветви елей и ветви сосны.

Зимний вечер закончится, но не скоро,
ночь придет со своим светофором,
где зеленый свет - на удачу,
а другие цвета ничего не значат...
Выпью чаю, перескачу дорогу
мимо скуки, смуты и дум напрасных.
Даже рыбы чего-то смогут,
если вдруг поплывут на красный.