Родился 20 мая 1937 года в г. Горьком в семье рабочего автозавода. Вскоре родители переехали в Коми-республику, на реку Летку. Почти нетронутая человеком природа, красота ее поразили будущего поэта на всю жизнь. Он увлекся охотой, рыбалкой.
Окончил семилетку на станции Староверческая, Мурашинского района Кировской области. Работал в леспромхозе, учился в Кирове в ремесленном училище, работал на заводе электромонтером, посвящая вечера учебе в школе рабочей молодежи. После службы в армии вернулся на завод. В это время пришло серьезное увлечение поэзией, которая и в детстве влекла к себе юного Павла Маракулина.
Большое влияние на формирование поэта оказали занятия в литературном клубе «Молодость», которым в то время руководил Владилен Иванович Кожемякин. Маракулин выступает со стихами в газете «Комсомольское племя». Ищет себя в поэзии и в жизни. Работает на телевидении, в газете, поступает в литературный институт им. Горького, где занимается в творческом семинаре известного поэта Ильи Сельвинского.
Стихи Павла Маракулина появляются в сборниках, журналах, а в 1966 году вышла первая книга стихов «Снегири» с напутственным словом Сельвинского, который высоко оценивает поэтический дар поэта. От книги к книге усиливается голос поэта. Он обрел способность ощутить поэзию обыденного, еще тоньше чувствует природу.
В 70-е и 80-е годы книги Павла Маракулина выходят в Горьком, Москве в издательстве «Современник» («Дом под звездами»). В это же время Павел Маракулин обращается к лирической прозе (сборник «Тихая родина», посвященный миру природы и человека). В 1992 г. вышла книга о грибах «У медведя во бору», в 2007 - "За окнами Дымково".
За книгу «Дом на реке детства» Павлу Маракулину присвоена Всероссийская премия имени Николая Заболоцкого.
Член Союза писателей России с 1971 года.
Произведения
ВРЕМЕНА ГОДА
Весна и осень так похожи:
не потому, что мы их ждём,
что вдруг становимся моложе
под ослепительным дождём.
За соловьиными лесами,
где камыши качает плёс,
утята щучьими носами
клюют медлительней стрекоз.
Когда в лотке у водослива
дрожит и ахает гроза,
мы замечаем, что у ивы
продолговатые глаза.
Мы замечаем, замечаем –
теплу и свету кто не рад?
А сами вновь души не чаем,
когда нагрянет листопад.
Пожар в долине междуречий
так восхитительно велик,
что с губ срываются не речи,
а только шёпот или крик.
Весна и осень так похожи:
не потому, что мы их ждём,
что вдруг становимся моложе
под ослепительным дождём.
* * *
Дожди прошли
и красота осела,
трава легла
и роща порусела.
Лишь свёрнутый в спираль
последний лист
один поёт,
как маленький горнист,
о том, что вся
берёзовая рать
совсем не собиралась
умирать.
* * *
Меня преследуют тревоги,
и часто кажется в тоске:
моя уверенность повисла
на самом тонком волоске.
Меня преследует забота
в ночной безбрежной тишине
о начинающих поэтах,
об умирающих – вдвойне.
Ещё за родину болею,
за светлый мир её лесов:
боюсь, что больше не услышу
весёлых, птичьих голосов.
Но, даже это понимая,
я всё равно благодарю
грядущий день за счастье в мае
увидеть лучшую зарю!
* * *
Я не гадал, что это будет,
когда обид не перечесть –
и бывший друг мой позабудет
о том, что есть на свете честь.
Он гнал меня с улыбкой лисьей,
Бежал по следу, как вода,
и, распечатывая письма,
не обжигался от стыда.
Но я, конечно, не сдавался
и тоже лез права качать,
и каблуками отбивался,
а надо было бы смолчать.
Но я не строю незабудку
и из себя – не в этом цель:
мне обратить бы злое в шутку,
а я рванулся на дуэль.
Вражда не разбирает ранга,
когда наметился излом:
имеет принцип бумеранга
лишь зло, отплаченное злом.
ПОКАЗНАЯ ЛЮБОВЬ
Целуясь у всех на виду,
бульвар перепутав с постелью,
они накликают беду,
избрав безобразное целью.
Я раненой птицей мечусь
над хамством высокого класса:
идёт девальвация чувств,
недорогих, как пластмасса.
Взята откровенно за таз,
прилипнув, как лист прилипает,
не видя стыдящихся нас,
она в его лапищах тает.
И корчится сердце моё,
крича христианские гимны:
теперь уже мы и зверьё
бесстыдны, как в прошлом, взаимно.
О, небо святое, прости,
тебя не обрадую вестью:
осталось и нам обрасти
одной с обезьянами шерстью.
Но мстит за глумление крах
итогом развинченной моды:
как мины в афганских горах –
разводы, разводы, разводы.
КАМНИ
Не прощаю кидающих камни
вечно вниз, а не вверх с бережка,
разводящих лениво руками
и сидящих подобьем божка.
Как-то слишком пещерно скучают,
как-то слишком удобно сидят.
И сидеть никогда не кончают,
и глядеть никуда не глядят.
Чередою бросают небрежно
камни с грецкий орех и с яйцо,
попадая при том неизбежно
в отражённое чьё-то лицо.
* * *
Дневник переживаний теребя,
я вспомнил вдруг не радостно, а грустно
прославленное письменно и устно
умение сражаться за себя.
Я говорю простейшим языком,
и вряд ли кто не знает этот запах
звериных игр, где кровь блестит на лапах
и горло холодеет под клыком.
Одной победной доблестью звеня,
любви других, герои, не ищите!
Ребячий дар – брать слабых под защиту –
Не покидай, не оставляй меня!
КОТЯТА
Под полом бабка шарит кочергой
в сарае пыльном и себя торопит:
мы сердобольны – и никто другой
слепых котят в корыте не утопит.
Старуха знает – только дай им рост,
бедою сразу это обернётся:
через неделю ветреный мороз
над горем белозубо посмеётся.
Но кошка по-звериному права,
хотя и помнит прежние потери,
котят убрав далёко за дрова,
она, как мать, в беду опять не верит.
* * *
Ни молнии, ни горестного грома –
я одного отчаянно боюсь:
боюсь – друзей моих не будет дома,
когда я к ним однажды постучу.
Откроют мне – и это как награда
за годы одинокого труда.
Друзья, от вас мне ничего не надо,
но вы не умирайте никогда!
* * *
Вы приезжайте к нам по сентябрю,
когда в лесах светло от паутины:
я всем своим товарищам дарю
букеты красной северной рябины.
Уже неделю и два дня подряд
по берегам, где залегли овраги,
похожие на праздничные флаги,
рябиновые заросли горят.
Мне нравится отважная игра:
собаки, лодки, спиннинги и ружья,
рябиновых озёр полуокружья –
и мамин крик: «Ни пуха ни пера!»
И Родину не так бы я любил,
когда б не эта красота до боли,
когда б по водяной широкой воле
крылом осенний селезень не бил.
Вы знаете, я всем так говорю:
в лесу теперь грибов и ягод много, -
вы приезжайте к нам по сентябрю,
по северной рябиновой дороге!