Каким должно быть представленное на обсуждение произведение, чтобы Молодость, не сговариваясь, простила отсутствие знаков препинания, грамматические ошибки, стилистические казусы и дружно отметила увлекательность сюжета, колоритный образ главного героя, добрый юмор? Наверное, таким, как рассказ Эдуарда Просвиркина «Метаморфозы русского языка, или Как оглобля превратилась в лошадь».
Потому что вначале проглатываешь вместе с чеховским эпиграфом «Почва здесь такая, что воткнешь оглоблю, а вырастает тарантас» описание бушующей непогоды на Ямале и прибытия в комнату для проводов на пенсию старейшего мастера пути, капитана обстановочного судна «Кулик» Фёдора Сидоровича Фролова занесенной снегом молодежи во главе с сыном плененного в 1941 году немецкого летчика Гансом Вебером, который под громовой хохот сопровождающих лиц завершил свое повествование о переписке с дальними родственниками из фатерланда тирадой: «Они ответили мне письмом, написанным готическим шрифтом… но пусть теперь у себя в Ганновере найдут тобольского татарина и прочтут моё письмо». Потом сам читаешь, как лета 1906 года к дебаркадеру пристани города Вятки «подъезжали подводы с грузом, коляски с пассажирами, толпился праздный люд и всё это: яркое солнце на синем небе, гул голосов, крики извозчиков, брань матросов на подвыпивших грузчиков, завораживала юношу из богом забытой деревни Жмурки в сотне верст от губернского города», не спотыкаясь о подробности, которые только со второго прочтения покажутся излишними. И «Ноги сами принесли к этому столпотворению, боязливо протискиваясь через толпу провожающих, Федя внезапно оказался у грузовой сходни, где бранились, яростно, жестикулируя руками несколько людей с горбушами за спиной, наступая на двух человек служивого обличия», проглатываешь, всё прощая за колоритную речь:
«- Ну вот что Ягор Матвеищ, вымолвил тот что в фуражке, гони эту похлебень, в шею да грузись скорее, когда почнёшь обмолвишься.
- А ну ка давай отселяя закричал второй, у нас на Вятке свои порядки не чета вашим и не хотите робить шагайте гулёвые».
Потому что потом-то речь ещё разовьётся и этом своём развитии даст повод говорить о языке и стиле как самого повествования, так и его героев. Учитель грамоты Герасим Васильевич, доктор Николай Петрович, артельный староста, что продал Федора на пароход, Ефимыч, вызвавшийся проучить обидчика, тот же Ганс Вебер, те же люди служивого обличия они все лица не общим выражением именно благодаря речевым характеристикам, всем этим «Без неё флот, что вода, ветром колебимая», «Вятский небось? Я вятских собираю», «Давай, Федя, помогём торговому человеку, впрягайся» . И казус с появлением в бухгалтерской ведомости лошади, которой отродясь не было ни на одном из вверенных Федору Фролову судов, метаморфозами русского языка может быть объяснён. В том смысле, что речевой сбой произошёл, языковая деградация, позволившая превратить название жерди – кобылина сначала в кобылу, а затем и в лошадь, мифическое животное поименованное ещё и Вымобовкой всё по той же причине незнания того что вымбовка по сути оглобля, окованная железом на одном конце и есть…
Хотя при желании можно найти некоторую не случайность такого появления несуществующего и в том, что пришлось однажды Фёдору впрягаться вместо настоящей, готовой ожеребиться, лошади и катить на пару с вызвавшимся помочь купцом сани по укатанной дороге с полверсты прямо к хозяйской усадьбе. Но это уже читательское, продиктованное авторским: «Я расскажу, как было, а вы судите, как угодно». Уязвимость этой позиции Эдуарда Константиновича обнаруживается, когда правда жизни уступает правде художественной, когда шероховатости преобладают над гладкописью. И это кажется необъяснимым. Потому что дано-то Просвиркину много, он от судьбы загорается, ему человек интересен во всех подробностях бытия. Отсюда и желание как можно больше знания этого вместить в повествование. Отсюда и некоторая невыстроенность, отсюда Полтава с Березиной там, где возвращаются ветра на круги своя, поручик Киже, только лошадь, штабной корабль «Кречет» под флагом адмирала Анрияна Непенина, Салтыков-Щедрин, который говаривал: «Если на Святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении…», Гоголь, канонерская лодка «Рысь», купец Калашников, Рижский залив, Касарский плёс, «Речник Иртыша», Пермь, Лондон, еще какие-то города и веси… Информация довлеет, притормаживает развитие сюжета, отвлекает от внутренней логики становления Федора Сидоровича, да и от превращения оглобли в лошадь тоже…
Впрочем, у автора есть одно преимущество: он знает, что писал. А вот то, что получилось в результате воплощения замысла – не всегда, особенно по горячим следам. Тут важно не просто услышать читавших, но и найти баланс между критическими замечаниями и похвалой. Молодость 7 апреля была щедра на то и другое, даже предложение выступить в роли редактора и корректора поступило. Но при одном необходимом условии: если автор готов работать. Потому что работать на данном этапе творчества – это главное.
Николай Пересторонин.
