Как там у Парандовского:  «Перо, разбежавшееся в первом порыве, замедляет бег, переходит на шаг, останавливается»?» Моё и остановилось на рубеже между Страстной неделей и Светлой седмицей, замерло над новым листом  бумаги, как солнце над новорожденным снегом, прикрывшим за ночь перед Благовещением вчерашний, подтаявший, источенный проталинами. И то,  что слагалось  набело, оказалось черновиком, казавшееся ярким потускнело, вызывавшее интерес осело в ящике письменного стола. А в руках уже «Мирская чаша» Пришвина с мыслями о том, что при одном слове «свобода» русские люди бросились рубить себе новый крест, втаптывая в грязь ризы небесные, то бишь леса и реки. И «Редкие сказки» Андерсена с претензиями засидевшейся на ветке  улитки к вновь расцветшему розовому кусту: «Всё одно и тоже, ты при своих розах, как в прошлом году, ни  шагу вперёд  в своём внутреннем развитии. Иначе из тебя вышло бы что-нибудь другое». И «Переделкинские встречи» Ситникова, где старый господин Павел Нилин делится знанием о том, что в литературе, как и в науке, должно быть открытие, любая вещь держится на интересе. И признается, что пишет без всякой конструкции и плана, просто идёт за героем, всецело ему доверяя, давая свободу и тем являя свою авторскую смелость…

А «Васькино лето» чем виновато?! С конца марта ждёт этот рассказ Ольги Буториной  моего отзыва. И она чуть не с зимы  ждала своего часа в образовавшееся очереди на обсуждение в Молодости.  А пробил час в пятницу, 30-го и не смогла быть со своим новым произведением в Пушкинской библиотеке – ребёнок заболел. Но обсуждение-то состоялось, проверенный в боях диктофон тому свидетель.  И запись откровенного разговора присутствовавших на занятии клуба передана автору. А я всё слова выбираю,  чиню-починяю перо, надеясь, что что-то ещё прояснится, откроется в повествовании о том, как провёл своё лето в деревне Нижний Починок городской мальчишка по имени Васька, что поведали ему курносый парнишка Матвей да седоволосый смотритель храма Никифор Гаврилович о родных для них местах. И повеет духом древности со страниц, лицо времени проглянет между строк о деревянной Никольской церкви, которая издалека кажется маленькой, а вблизи предстаёт богатырём в дозоре…

Почему-то представлялось: рассказ этот, не перегруженный краеведческими изысканиями ( церковь-то настоящая, с 300-летней историей, и селение такое в Опаринском районе есть), просто обязан очаровывать стариной. А тут после посещения могилок трех монахов, по преданию построивших эту церковь и украсивших её древними лемехами, только упоминается, что весь вечер Матвей и Васька проговорили о Никольской церкви и она, вместе с деревенькой, словно по волшебству, сразу же обросла удивительными легендами, чудесами. А потом действие смещается в сторону ночного похода за кладом в дело вступают неизвестные злоумышленники и напирающая чёрная громада, которая шевелилась, рычала и слегка светилась. Экшн? Экшн, только какой-то сдержанный. Громада оказалась подъехавшей к церкви машиной, освятившей светом фар росший неподалеку куст, злоумышленники больше препирались с мальчишками на тему, кто и зачем в такое время ко храму пришёл, ружье в руках у смотрителя так и не выстрелило…

Нас было мало на челне, человек семь, не больше. И обсуждение шло, как по накатанной. «Рассказ законченный. Но есть одно замечание: машину на бетонке так не трясёт и не качает», «Церковь маленькая или большая всё-таки? Надо определится….»,»Молома же в Котельниче! И монетка, вы пишите,  потемнела.  И тут же – блестит…» А автора, чтобы объяснить, что и в Опаринском районе река Молома протекает, что ключи потерянные или мелочь просыпанную легче всего ночью искать, при свете фонарика, не было…
И Александр Дёмышев молчал, молчал и улыбался, будто без отрыва от занятия прикидывал, что  при таком сюжете он бы накрутил, напридумывал такого, от правды не отличимого…   

Конечно, «Васькино лето» не «Витькины небеса». Но при всей внешней простоте, выстроенной вертикали  событий и характеров, рассказ Ольги Буториной вскрыл своего рода феномен восприятия. Не случайно же одному из участников обсуждения фраза «Васька нёс на плече ружьё, которое своей тяжестью и холодным металлическим прикосновением напоминало и серьёзности происшествия» показалась поэтической, а другой заметил, что она как-то не по-русски звучит. И по части более общей оценки мнения тоже несколько разошлись. Ведь «каждый имеет право на то, что слева и то, что справа». А уж считать, что написано это «вяло, без накала страстей и в местоимениях автор запутался», не зазорно и после утверждения, что «рассказ получился светлым, образы – яркими, картинки - живыми, а концовка оказалась похожей на мораль в хорошем смысле этого слова».  

Ключевым же в обсуждении мне представляется момент, когда в одном и том же тексте человек с «камчатки», всего каких-нибудь пару лет  назад в Молодость пришедший, смог разглядеть духовный подтекст, увидеть в ночном происшествии у старинного  храма современное состояние общества,  а в отказе Васьки снова отправиться на поиски клада – нравственное очищение. В то время как сидевший ближе к диктофону старожил ЛИТО никаких перемен в душе мальчишек не замечал,  считал, что ночной эпизод ничему ребят не научил. И к духовной жизни, по его мнению, они не приобщились, поскольку больше на рыбалку бегали, а не в церкви прибирались. Неужели как  в сериале «Место встречи изменить нельзя» получается: у опытного разведчика глаз «замыливается» настолько, что он то, что есть,  не замечает, а чего нет, видит. Тогда как молодой картину воспринимает во всей полноте, детали подмечая, и обобщение выстраивая .   

Вот я и думаю теперь:  а не озадачить ли Ольгу Буторину сверхзадачей? То есть такой работой над рассказом, когда и словам не тесно, и мыслям просторно, когда текст над подтекстом не довлеет, а помогает в прочтении пусть и недостаточно прописанного. Понятно, что к общему знаменателю всех не привести. Но к пониманию приблизить можно. И необходимо. Ведь читатели тогда скрытые союзники автора, его соавторы задолго до выхода книги, когда они сопереживает ему в часы сомнений и решений, когда чувствуют: «И это  произведение -  акт веры и отваги».  За сим и откланяюсь.

Ой, нет, ещё напомню, что в пятницу, 13-го мы обсуждаем повесть Юлии Булатовой «Контрактор. Объявление войны». Присоединяйтесь к разговору на  Молодости и  Пушкинском ПЕРЕВАЛЕ.

Искренне ваш  Николай Пересторонин.