Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. 18 - летний студент вуза ведёт факультативы по высшей математике в том же вузе. Может объяснить, что такое детерминаж, знает о ямбе и хорее, но допускает в своих стихах неточные рифмы, сбои ритма и другие нарушения общепринятого порядка лексики и стихосложения, позволяющие представителю мушкетеров Его Величества Слова сделать вывод о падении уровня образования. И это всё о нём, о Тимуре Рязанове, которые ещё и флористикой увлекается, но пишет, «что уже пропали все цветы/ Что убежало времени безмерно в миг/ А впереди лишь бездыханные костры/ Проигрыватель смолк, а я всё слышу любовный декаданс о боли».

Написанное Тимуром мы впервые обсуждали Молодостью на финише прошлого сезона, в конце мая 2019-го. И тогда, помнится, резали слух «Густеют дороги,/ Мрачнеют все лица./ Уже у многих/ Нет смысла стремиться», смущали «Мысли «человека», заключённые в цепях», осенние настроения и чёрно-белые краски среди цветущей весны. Но говорили-то всё больше о высочайшей концентрации духа, о векторе творческого роста и даже дерево посадили, сосенку маленькую, расходясь на каникулы. И вот осень того же 2019 года, 25 октября. Сосенки на месте нет, но судьба её известна: добрые люди пересадили, чтобы корнями своими она, если в рост пойдёт, кабель не повредила. К уже знакомым размышлениям о дорогах, которые густеют, прибавились «Я словно замер в тишине», «Растворился в стеклянной бутылке», «Взглянул в отражение речного захода», «Вырываю по клочьям из книги страницы», « В твоих глазах лишь рьяный дождь», «Я тихо завожу пластинку под иглу» и «Я загорелся, как спичечный домик». Вот спичечному домику поначалу и доставалось, в него полетели критические стрелы, рикошетом попадая в разрозненный почерк и странные мысли, в рьяный дождь и стаю из ворон, в патронаж и детерминаж, в свет от лампы, окраску у костей и линзу над солнцем в зените. Потому что как-то не по-русски и смысл не понятен. Но если вчитаться, то серый пепел любви, роспись тлеющим углём вполне в образе вспыхнувшего спичечного домика. Или пламенного дома, если угодно. Тем более, что после подсказки автора о сакральном значении третьей и четвертой строфы в его стихах уже перечитаны:

Я прочь из дома убегу,
Назад не вскидывая глаз,
И пропаду, и пропаду
В лесу из колющихся фраз.
Я заберусь на берег высоко,
Чтобы пожар увидеть вновь,
Я буду тучей дождевой
Летать над полем из костров.

Ох, доработать бы здесь пятую и шестую строчки, сделать хотя бы «Взберусь на берег высоко», заменить чрезмерные яканья в этом и других стихах на «он, «ты», и так далее,. Избавиться по возможности от глагольных рифм, как бы засверкали обновленные строфы! Но поэтический опыт приходит со временем, его не передашь тому, кто в математике-то предпочитал добиваться всего без наставников и учителей. Вот только в поэзии свои законы, незнание которых рано или поздно становится заметно. И дело не в том, что строчка «Невозмутимо отчаянье павших» многое теряет, будучи продолжена следующей:«Лежишь себе в поле лиловом». А в том, что суицидные наклонности, вроде «пока твое тело свисает с пыльной люстры» или «Зажавши .курок и вздохнувши спокойно Мечтаю о смерти без всякой агонии», пусть не авторские, но на читателя-то ориентированные, прежде встречали более жесткое сопротивление в рядах читающей Молодости. А нынче исправление нарушенных ритмов отвлекло? Или радость от того, что прочиталось:

Так хочется остаться здесь,
И просто тихо наблюдать,
Как чистота ночных небес,

Мне не дает сегодня спать.
И лишь в компании с тобой
Не нужен мне никто из прочих,
Мой милый, теплый и живой
Остаток летней ночи,

Как бы то ни было, и нынешнее обсуждение стихотворных опытов Тимура Рязанова лишний раз убедило: математика математикой, а в поэзии молодому человеку есть куда расти. Если, конечно, какое-нибудь новое увлечение не пересилит желания заниматься творчеством всерьёз.

Николай Пересторонин.