Когда-то четверг у меня был счастливым днём. Утром купишь в киоске свежий номер «Литературки» и читаешь в свободное от работы время. С последней страницы, как правило, переходя постепенно от романа века «Бурный поток» людоведа и душелюба Евгения Сазонова с бессмертным зачином: «Шли годы. Смеркалось» – к очеркам Евгения Богата, стихам Евгения Евтушенко, Евгения Винокурова или Евгения Долматовского. А вечером «Молодость», литературный клуб, в котором Евгениев в ту пору не наблюдалось. Не там ли я впервые услышал отрезвляющую эпиграмму: «Ты Евгений, я Евгений, ты не гений, я не гений…» И по совету друзей стал читать «Письма к незнакомке» Андре Моруа, «Алхимию слова» Яна Парандовского, «Любовь… Любовь» Стэна Барстоу. И к высотам тихой лирики Николая Рубцова, Владимира Соколова, Алексея Решетова приближался, к живому роднику деревенской прозы припадал, открывая, как настоящую русскую литературу «Деньги для Марии» Валентина Распутина, «Оду русскому огороду» Астафьева, «Плотницкие рассказы» Василия Белова.

А теперь свежий номер «Литературной газеты» в пятницу открывается во всей полноте электронной версии. И читаю уже с первой страницы, с рубрики «Третий век с читателем», с опубликованного в 1940 году эссе Валентина Катаева «Слово надо любить». Ещё «Алмазный мой венец» не оценён, «Уже написан Вертер» не написан, а провозвестник мовизма на Руси объясняет своим товарищам по перу, что слово без любви писательской тускнеет, засыхает, превращается в мёртвое клише. Но освящённое любовью придаёт достоинство листу, являет широту, глубину и перспективу. И «Поэзия Победителей» почти в унисон, строгая статья Алексея Суркова с внушительным, на три абзаца подряд, поименно-фамильным перечнем почти двухсот поэтов фронтового слога.

Я список тех имён, доныне известных, как Симонов, Твардовский, Берггольц и малоизвестных, как Весельчаков, прочёл до Прибыткова и, разделяя надежду автора на времена, «когда сами собой отпадут помехи, объясняющие спешку и недоработанность», побежал на «Молодость». Ведь там у нас Татьяна Жолобова, с которой я с декабря 2018 года переписывался «Вконтакте». Жила она тогда в посёлке Демьяново Подосиновского района, сообщала, что по этой причине на занятиях клуба бывать не может, но просила высказать мнение по поводу её рассказа «Серафима неплакучая», а то не знает она, стоит ли ей этим заниматься. С ответом я не сильно затянул, написал, что «судя по первому прочтению, заниматься стоит», отметив знание деревенской жизни, сочувствие судьбам героев, многие из которых и в реальной жизни существовали. Но сам рассказ советовал почистить. От часто повторяемых словечек избавиться, вроде нелюбимого нашей «Молодостью «как», особенно в предложениях, вроде "Как до дома добралась, как дорогу слезами омывала, как в траву пожухлую валилась". И дальше в том же духе, только касаемо «было», «была», «будет». И подмечал: «Иногда сбиваетесь на пересказ, а надо показывать: людей, характеры, обстоятельства…»

Стоит ли говорить, что второй рассказ, «Возвращение Надежды» (или надежды?!) я получил почти сразу же после своего ответа. Но с прочтением не задалось, сам не знаю, почему. Дел навалилось? Пожалуй. Объём большой? Не без этого. Но 600-то страниц Яхиной одолел. Правда, не в один присест, и в другое время. Но всё же, всё же, все жё…
И вот 24 января 2020 года, те же и «Молодость», Татьяна Жолобова с уже знакомыми мне произведениями и участники областного литературного клуба с впечатлениями от первого прочтения. Настали ли времена, когда помехи отпали и с доработкой текстов никаких проблем? Похоже на то, если о рассказах дебютантки сезона говорят: «Живо, хорошо, просто», «Спасибо за достоверность», «Сюжет разворачивается интересно, герои прописаны». И советуют читать в назидание тем, кто не застал время, когда в деревнях и сёлах все ещё работали…

А впрочем, кажется, не настали. Нет-нет да слышится, что к языку нужно строже относиться, от орфографических и стилистических ошибок освободиться, от повторяющихся «пошли», «пришли», «шла» «вышла» избавиться. Концы неплохо бы спрятать, загадочности подпустить, чтобы читатель не сразу догадывался, что потом случиться. А то и вовсе категоричное звучит: «Скучно до потери пульса!». Мнения разделились? Только что хвалили, и вдруг на сто восемьдесят градусов развернулись? Да нет, ни то, ни другое. Просто одни и те же люди, в одном и том же тексте наряду с плюсами и минусы находят. Причем, в равной степени и в «Серафиме неплакучей», и в «Возвращении Надежды». Значит, работать есть над чем. И понимая это, Татьяна, словно прилежная ученица, неотрывно записывает реплики участников обсуждения. Но заметила Екатерина Трефилова, что перед нами, скорее всего, очерки, и прислушалась дебютантка. Заговорил Евгений Павлов о двойственном отношении к текстам, о том, что в них богатство языка и бедность оного, наличие стиля и отсутствие его почти одновременно ощущаются, и отложила ручку Татьяна, словно взяв паузу для осмысления. И это мне представляется важным.

Ибо «как только где», «пришёл-ушёл-шла-вышла», «была-была-будет», «ну вот и всё, всё ещё, всё равно», «Первый дом – второй дом, третий бабушкин дом, дом заколоченный, подойдя к дому, вот, Варфоломей, мы и дома» на одной странице, а то и в одном абзаце – это повод для редактирования. А для осознания писательского в себе хорошо бы понять, почему побывавшему в Демьянове обязательно хотелось донести до автора подслушанный на перроне диалог: «Весной пахнет!» – «А вы знаете, чем пахнет весна? Свежестью и легкомыслием!» Не потому что начало вашего вымышленного рассказа, Татьяна, звучит: «Над городом сегодня витал особенный запах – запах весны», а могло бы приукраситься за счёт этой свежести и легкомыслия. Не каждое лыко в строку, не каждое. А только яркое, необычное и в то же время соответствующее вашему замыслу о сплетении слов и судеб. Вслушивайтесь в мир, городской и деревенский, столичный и провинциальный! К себе прислушивайтесь, к душе своей и опыту пережитого.

Это и будет критерием отбора в море книг и сонме людей, которые будут окружать вас, в том множестве историй, которые коснутся вашего слуха и сердца. А не будет критерия, оселка художественного в обыденном, живого тепла родного очага – пересказ случится и подобие потока: «Сколько историй – столько рассказов, повестей и романов».

Что касается «Молодости», то всё меняется в этом лучшем из литературных клубов: участники и руководители, требования и направления. Но любовь к слову, уважение к собратьям по перу и гамбургский счёт, как мерило отношения к написанному и задуманному остаются.

С тем и откланиваюсь,
Николай Пересторонин.