Сколько веду занятия в «Молодости», столько и радуюсь творческой неутомимости Александра Дёмышева. Парню 46 лет, а он после книг «Витькины небеса» и «Тихий океан только называют тихим» с завидным постоянством наращивает литературную активность. Писал рассказами, теперь больше повестями, внутренне соединёнными персонажами, которых не бросает на полпути. Всё познается в динамике, развитии, и герои его, а то и антигерои не статичны. В прошлом году мы обсуждали его «Русские не сдаются» и «Тринадцатого», в феврале нынешнего говорили уже о том, что Александр снова в начале важных дел. Хотя почему « в начале»? «Как Белка и Стрелка» (переименованные и исправленные «Русские не сдаются») и Тринадцатый» уже можно считать готовыми, вступление «От аффтара» и глава «Одна маленькая невзрачная бумажка» представлялись на февральское обсуждение, где обещалось «Интервью с диверсантом», наметки которого в том же феврале и были обнародованы. Помнится, меня тогда умение Александра из обычной сделки по купле-продаже гаража так закрутить интригу повествования и вырастить фантазию из реальности, что я нисколько не сомневался, что книге той быть…

И вот прочитано мною «Интервью с диверсантом», все четыре части развернутого повествования о том, как в Быстрицу, старинное вятское село с уникальным храмом, едут сначала журналист, а потом, чуть не следом за ним, оставшийся в живых персонаж рассказа «Как Белка и Стрелка». Цели у них разные, но динамика достижения поставленных задач такова, что сюжет держит в неослабном напряжении, а развязка к тому же и непредсказуема, что проглотил я эту вещицу за один день. А тут и «Литургия опущенных» подоспела, к пятничному обсуждению приуроченная повесть Александра Дёмышева. И тоже влёт прочиталась. Вот только что-то мешало насладиться послевкусием, какой-то легкий флёр недоумения. И чувство это усиливалось, когда перечитал завершающую фразу, тот самый последний вопрос Игната, вопрошавшего: «Если бы... жил Христос здесь, посреди нас, в ИТК-28, то люди Его бы в какую касту определили?» .Вернулся на абзац вверх – отпустило. Может быть, потому что батюшка может и вернутся, чтобы и на вопрос ответить, и службу новую сослужить.

А обсуждение между тем шло своим чередом. История поездки священника Михаила в верхнекамскую колонию, его общение с сотрудниками ИТК и осужденными, в равной степени просвещавшими батюшку относительно тюремной иерархии, воспоминания у столба и в алтаре , литургия в храме и речь отца Михаила перед концертом самодеятельности в клубе не оставили никого равнодушными. Выступления были развёрнутыми, обстоятельными, с экскурсами в творчество Достоевского, его Легенду о Великом Инквизиторе и поиском социальной подоплёки и иных мотивов преступления и наказания Раскольникова. Пару раз вспоминали с разными выводами «Этюд в багровых тонах» Конан-Дойля. Об афганцах говорили, потому что отец Михаил и заключённый Игнат воевали в Афгане. О чёртике-роботе, который над ветровым стеклом «Москвича» священника побалтывался, размышляли, полагая, что символизирует он не столько мистику, сколько шаблонность, схематичность церковных правил и законов, по которым живут сидельцы.

Александр рассказывал, как он собирал материал для повести, что хотел ей сказать. А ближе к финалу занятия поведал о том, что сам этой дорогой в Верхнекамье и обратно ездил, откликнувшись на просьбе знакомого, которому ни жить - ни быть, туда нужно было вещи и продукты отвезти. В той поездке и встретились Александру Дёмышеву зачморенные зэк-помойщик и солдат-вэдэвэшник. И захотелось ему о них написать. Вот тогда и стало ясно, откуда есть-пошла эта «Литургия для опущенных». О которой мы уже два дня говорим с женой, всё возвращаясь к последнему вопросу. Вот только ответ на него лежит на поверхности. Достаточно вспомнить притчу о фарисее и мытаре. Да и о том, что случается (и нередко) в церковном обиходе на две, а то и три чаши причащать, правда, по другим причинам, нежели в повести обозначены….

Но это уже другая история, совсем другая. Понятная, кстати, и старушкам малограмотным, и грамотеям моложавым, и интеллигентам средних лет.

Но я о другом. О том, что в писательском ремесле всё важно. Отзывчивость души и твёрдость характера, настойчивость в достижении цели и широта взглядов. Уменье рассмотреть сюжет для небольшой повести, даже находясь за рулём тяжелогружёной легковой автомашины, которую надо провести по бездорожью и далеко не в даль светлую. Способность не отмахнуться от желания трансформировать в художественную реальность видение, в котором, как близнецы-братья, предстают зек –помойщик и солдат-вэдэвешник, бороздящие на телеге огражденную колючей проволокой и сторожевыми вышками территории несвободы. Творческая смелость нужна, позволяющая задаваться непростыми вопросами и нелобово подводить читателей к необходимым ответам. И талант важен, особый дар, необходимый для воплощения замысла, уже сформировавшегося, обросшего плотью слов и строчек, упрямый талант, стойкий и не отступающий, даже когда компьютер полетел, с ноутбуком тоже что-то не так и только телефон с маленьким экраном даёт возможность набирать текст. Такой талант, такие способности, умения и смелость в Александр Дёмышева есть. Потому ему и пишется. И не так безоглядно, как может показаться со стороны…

Николай Пересторонин.