К заочным обсуждениям, которые не часто, но случаются в «Молодости», можно относиться по-разному. Но оправданы они уже потому, что читать нас будут без нас. Хотим мы этого или нет, но будь наши издания хоть трижды прижизненными, над каждым читателем не настоишься, даже если тираж книжки 10 экземпляров или,100. И опять же на каждый роток не накинешь платок, разброс мнений о прочитанном в свободном режиме может быть куда более широким, чем на самом представительном занятии литклуба. Так что ничего экстраординарного в том, что и на завершающем сезон обсуждении рукописи С.Ф. Барьяхтара «Спасибо за жизнь» обошлись без ее автора, не было. Куда важнее, что разговор состоялся, вместив в себя размышления о том, что чтение лучшее учение и для человека пишущего. Литературный опыт ведь складывается не только из количества и качества написанного, но и прочитанного. Причем, в пропорциях, когда одно другому ничуть не мешает, а помогает всё больше и больше. И вспоминались «Пасынки по Вселенной» Роберта Хайнлайна, «Лавр» Евгения Водолазкина, «Гроза идёт» Николая Заболоцкого. За именами проступали судьбы, за сюжетами – философия бытия. Как в начинавшемся пейзажной зарисовкой стихотворении:

Движется нахмуренная туча,
Обложив полнеба вдалеке,
Движется, огромна и тягуча,
С фонарем в приподнятой руке…

продолженного эмоционально-наполненными строфами:

Сколько раз она меня ловила,
Сколько раз, сверкая серебром,
Сломанными молниями было,
Каменный выкатывала гром!
Сколько раз, ее увидев в поле,
Замедлял я робкие шаги
И стоял, сливаясь поневоле,
С белым блеском вольтовой дуги…

чтобы совсем не плавно подвести к виденному:

Вот он, кедр у нашего балкона,
Надвое громами расщеплен,
Он стоит, и мертвая корона
Подпирает темный небосклон.
Сквозь живое сердце древесины
Пролегает рана от огня,
Иглы, почерневшие с вершины,
Осыпают звездами меня…
А потом и выстраданному:

Пой мне песню, дерево печали!
Я как ты ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии сжигали
И огнем сжигали на лету.
Почему же, надвое расколот,
Я как ты, не умер у крыльца,
И в душе все тот же лютый голод,
И любовь, и песни до конца!

Я прочитал это стихотворение в начале занятия «Молодости», которое должно было проходить в пятницу вечером в Пушкинской библиотеке, а состоялось в четверг днем в Герценке. Формально перенос был связан с тем, что мы с Ольгой Леонидовной Юрловой именно в пятницу должны были ехать в Уржум на литературный праздник, посвященный поэзии Н.А. Заболоцкого. Но по логике неформальной, поэтической выходило, что именно под сенью высокой поэзии Николая Алексеевича, перу которого принадлежат и приведенные выше строки, и такие исполненные высокого духа стихи, как «Можжевеловый куст», «Где-то в поле возле Магадана», «В этой роще березовой», «Зацелована, околдована», «Любите живопись, поэты», «Последняя любовь» и должна была проходить такая важная, завершающая нынешний сезон встреча участников литературного клуба «Молодость». А поскольку Дни Заболоцкого в Кирове открывались церемонией награждения лауреатов премии имени великого русского поэта Н.А. Заболоцкого в четверг 19 мая в 14 часов в конференц-зале областной научной библиотеки имени А.И. Герцена, то именно там, в назначенное время, «Молодость» и собралась, чтобы на церемонии поприсутствовать, а по окончании ее плавно перейти к обсуждению рукописи С.Ф. Барьяхтара.

День был будний, ряды наши заметно поредели, ведь у многих работа, учеба, неотложные дела. Но и тем узким кругом, что, надеюсь, не чувствовал себя потерянным на в меру официозном, но больше все-таки неформальном мероприятии, рассказ о едва не погибшем, но все-таки спасенном космонавте был прочитан, разобран, оценен. Чтобы донести свое мнение до С.Ф. Барьяхтара и других членов клуба, воспользовались уже испытанным способом: записали разговор на диктофон и выставили запись на странице «Молодости» ВКонтакте. Вот только при всей важности разговора о новом произведении пишущего собрата не стал бы рассматривать итоги завершающего сезон занятия литклуба в отрыве от звучавших на церемонии песен новоиспеченного лауреата премии имени Н.А. Заболоцкого Людмилы Кононовой, рассказа награжденной вместе с ней Елены Никулиной из Уржумской гимназии о достижениях на ниве пропаганды творчества Н.А. Заболоцкого, артистично прочитанных Андреем Жигалиным стихов Николая Алексеевича, выступивших с поздравлениями и своими стихами лауреатов прошлых лет Светланы Сырневой, Галины Кустенко и вашего покорного слуги.

Дело ведь опять же не в формальной стороне, а в том, что можно вынести неравнодушной душе из всего, что было увидено, услышано, почувствовано. И не только в тот отдельно взятый четверг 19 мая 2016 года, но и в другие, уже пятничные дни, когда мы собирались, чаще в Пушкинской библиотеке, когда мы говорили не только о стихах и прозе наших одноклубников, но и о творчестве и судьбах Александр Яшина, Вероники Тушновой, Юрия Казакова, Анатолия Кончица, Алексея Решетова, Николая Рубцова, Владимира Соколова, Алексея Иванова, Евгения Гинзбурга, Владимира Орлова, Роберта Пенн Уоррена, Чарльза Сноу, Джека Лондона. Рассказывая о них в коротких пятиминутках перед обсуждением, бывал я косноязычен, но искренен в желании поделиться любимым и тверд в надежде, что все это не зря и когда-нибудь хотя бы строка из услышанного догонит даже самого равнодушного, пробьет придуманный им конок и многое изменит в привычном отношении к непривычному.

Дело ведь не в контрасте дарований, не в том, где мы и где они. Дело в том, что, подмечая чужие недостатки, развенчивая авторитеты в критическом запале, легко уверовать в собственную исключительность и непогрешимость. Как же: подметил-то ты, значит, зОрок как сОкол. А если гол как сокОл? И расставляешь запятые, а между ними Слова нет? Сравниваешь себя десятилетней давности с нынешним, поправляешь что-то, а еще десять лет есть, чтобы уже нынешнего поправить? А Заболоцкий безжалостно отсекал, будто для избранного чистовики готовил, именно на творчестве сосредотачиваясь, поскольку на делание биографии отвлекаться не было нужды. И вот читаем теперь, полагая, что гениальному человеку гениальные стихи легче даются, чем талантливому – талантливые стихи. А какой судьбой за них заплачено, годами каких испытаний, трудами какими, не вдруг вспоминаем, торопливо переворачивая листки календаря знаменательных дат, с раздражением повторяя: «Достали эти юбилеи…»…

В том-то и дело, что не достали – души, которая всё глубже погружается в суету монотонных буден. А поэзия, литература – не погружение, а вот это врывание в высоту, где светло от всполохов молний, чем-то похожих на взрывы белой цветущей сирени. Особенно остро это чувствуется в Уржуме, где всё пропитано Заболоцким. Особенно в эти майские дни, когда «Молодость» завершила сезон в Кирове и не видела, как продолжались Дни Заболоцкого в Уржуме, не слышала, как среди лауреатов районной премии имени Н.А. Заболоцкого называли участника кирово-чепецкого клуба «Поиск». И вдруг мне так захотелось, чтобы в следующем году среди лауреатов этой премии был участник клуба «Молодость». Ну есть же у нас талантливые поэты и прозаики, творчество которых может отвечать условиям конкурса на соискание этой престижной премии. Дело за малым: не терять время до октября, когда мы снова соберемся, а увлеченно и вдохновенно работать над рукописью, чтобы «может отвечать» трансформировалось в «отвечает»… А потом – в Уржум, в Уружм, в Уржум, где словно зримые образы поэзии учившегося в здешней гимназии великого русского поэта Николая Заболоцкого растут на склонах высокие как кипарисы можжевеловые кусты с длинными иглами и аметистовыми ягодами, где любовь и песня до конца не только у поэта-земляка, но и у гимназистов, которые учатся в тех же стенах, в которых когда-то учился и он…

Николай Пересторонин