Молодость настойчиво осваивает территорию девяностых. Уже второе занятие мы разбираем прозу, посвященную этому засевшему в памяти рождённых в СССР отрезку времени. Вначале была повесть Александра Дёмышева «Тринадцатый», теперь отрывок из романа Евгения Павлова «В белом, белом городе» . Сравнения не напрашивались. По темпу изложения, среде обитания и возрасту героев, написанное Евгением ближе к роману «Город Брежнев» Шамиля Идиатуллина. Ну, как ближе? Место действия – Набережные Челны, среди действующих лиц преобладают подростки времён перемен. В остальном же, как говорится, дистанция немалого размера. Дотошная версия реконструкции советского отрочества Шамиля уже издана, переиздана, отмечена премией «Большая книга» (3 место) и даже экранизирована. А детищу Павлова ещё расти и расти: прирастая качеством и объёмом. Написано-то пока две главы с прологом да синопсис. И сам Евгений объяснял, что частей будет две: первая «Ненависть» и вторая «Любовь», что, пройдя все испытания, тринадцатилетний Женёк сохранит в себе врождённые положительные качества…

Это анонсированное «сохранит» и вынудило меня в конце обсуждения заметить, что в идеале приобретаться должно хорошее, преумножаться. Такое вот идеализированное представление о действительности, которую сам пережил человеком достаточно взрослым, в чём-то сложившимся. А тут мальчишка, для которого уроки сделать – не главное, куда важнее рубль «нарыть» на сборы для общака. Да-да, общака, вы не ослышались, «на дачку» пацанам, загремевшим на малолетку или на зону, чтобы малость скрасить их тюремную жизнь. Так объясняли «старшаки», занимавшиеся сбором «капусты», жёстко требуя ежедневную дань с подростков. И те платили, понимая: если не будешь платить, могут фингал засветить, или ещё что похуже. И платили – за свою безопасность, за спокойствие ничего не подозревающих родаков, то бишь родителей. За то, чтобы не считаться в своей «конторе» «чушпаном», человеком второго сорта, которому каждый в комплексе (микрорайоне, дворе, доме) может подойти и дать в «торец», чтобы, по законам всё той же «конторы», не сделаться «чёртом», которого поставили на «счётчик» .

Обсуждая пролог к роману, озаглавленный «Один рубль», Молодость время от времени чуть не сожаление высказывала, что интрига не сильно закручена, что из поиска этого рубля можно было сделать целое приключение, настоящий экшн. Плюс перестройка организма у парня, период созревания, гиперсексуальность. И оставались где-то в стороне категории нравственные, ценностные, духовные, настолько в стороне, что подумалось потом: «А ведь не так это плохо – просто сохранить. Природную мягкость, врожденную интеллигентность, не считая её заразной, а уж тем более «гадкой». В мире и так всё с ног на голову поставлено, так хоть бы в пишущих осталась эта способность не иронизировать над святым, заигрывая с читателем, нередко мифическим, придуманным, излишне идеализированным.

Но в том, что говорилось о излишней агрессивности персонажей, перенасыщенности повествования сленгом, жаргонными словечками, особенно в авторской речи, обнаруживалось рациональное звено. Потому что от поэта (а Евгений Павлов у нас и с несколькими поэтическими циклами обсуждался – Н.П.) мы вправе ждать и более художественного осмысления прозаической действительности. Пока же «харкнул на песок», «пробил грудак» преобладают. Мелькнёт «в сгущающейся темноте красными точками тлели сигареты» и погаснет, опять уступая место суховато-торопливому описанию подъездного мира с девчонками и пацанами, скрупулезному подсчету мелочишки за пару часов до сборов.

Согласитесь, фраза: «Напряжённо старался придумать, где же найти злосчастный рубль… Женёк начал рыться в карманах куртки. Наскреблось тридцать копеек. В штанах нашлось ещё двадцать» – не выглядит отточенной настолько, чтобы безоглядно погрузиться в пучину текста. Вот я и вспоминал почему-то повесть Валентина Распутина «Деньги для Марии», где по сути дела финансовый вопрос тоже стоит достаточно остро. Оттого, соберёт ли муж Марии недостающую сумму, сумеют ли они покрыть недостачу, зависит слишком многое. И приходит такой момент, когда кроме брата, человека не чужого, надеяться не на кого. А брат, как спасение, из мыслей всё время ускользает. И знаете, что настраивает на нужный лад, рождая надежду на лучшее в сердцах героев и читателя? Снег. Большими, лохматыми хлопьями он падает на землю и мягкая неземная тишина, спадающая вместе со снегом, накрывает и глушит пока ещё редкие звуки. И Кузьма, думая о снеге, как о добром знаке, идёт к вокзалу, стараясь попадать в чьи-то следы, чтобы не мять снег. И когда находит дом брата, останавливается, чтобы передохнуть и убрать в карман мокрый от снега конверт с адресом, и только потом вытирает ладонью лицо, делает последние шаги и стучит. «Вот он и приехал – молись, Мария!.. Сейчас ему откроют».

Так завершает писатель Валентин Распутин полную острых социальных обобщений, мучительного раздумья о судьбах простых людей повесть. А молодой литератор Евгений Павлов длит и после в чём-то схожего: «Ну вот и пришёл. Вздохнув поглубже, чтобы пропитаться луковичным запахом наверняка, Женек нажал кнопку звонка». Как, впрочем, и после «В лицо ударило вечерней октябрьской свежестью. Только бы успеть», не останавливается. И снег у него, порхнув в начале повествования, исчезает. Но главное, что ощущения света нет и светоносности. И белого города пока не наблюдается. Всё больше стены облупленные, грязные полы, окна чёрные. Время действия – ночь? Так хоть бы луну зажгли, что ли….

Пишу эти заметки, не зная, куда повернёт течение романа, задуманного Евгением Павловым. Синопсис подсказывает, что всё будет хорошо с главным героем. И Женя сдержанно и спокойно, реагируя на слова «Складно и интересно» Александра Дёмышева, предложение Елены Смеховой: «Очертить тему», говорит о своём творческом кредо. Ему хочется писать так, как он пишет, вспомнить всё и сделать выводы. Подождём…

Николай Пересторонин.