К 80-летию Беллы Ахатовны Ахмадулиной вспомнились на Молодости:

Со мной с утра не расставался Дождь
– О, отвяжись! – я говорила грубо,
Он отступал, но преданно и грустно,
вновь шёл за мной, как маленькая дочь.

Оставляя на неведомо когда потом слышавшееся с шипящей пластинки юности:

– Но чёрт с тобой, – решила я – иди.
Какой любовью на меня ты пролит?
Ах, этот странный климат, будь он проклят!
Прощённый Дождь запрыгал впереди.

Я отложил на неопределенное время и заготовленное загодя:

Я говорю вам: научитесь ждать!
Ещё не всё! Всему дано продлиться!
Безмерных продолжений благодать
не зря вам обещает бред провидца,
возобновит движение рука,
затеявшая добрый жест привета,
и мысль, невнятно тлевшая века,
всё ж вычислит простую суть предмета,
смех округлит улыбку слабых уст.
отчаянье взлелеет тень надежды,
и бесполезной выгодны искусств
возжаждет одичалый ум невежды…
Лишь истина окажется права,
в сердцах людей взойдёт её свеченье,
и обретут воскресшие уста
поступков драгоценное значенье.

А между тем в обсуждаемом затем рассказе «Яйцо» дебютантки Молодости Натальи Кобелевой как раз не хватало языка, подобающего почти сказочной, нереальной истории спасения – неспасения невесть почему выпивающей Светланы, недоставало стиля, подчеркивающего то самое «поступков драгоценное значению» учительницы Лидии Михайловны. Многие говорили, что не из этой оперы протоколизмы «освободив тем самым мамочке время для продуктивной профессиональной деятельности», «планировала вступить в партию», «хочет занять активную жизненную позицию». Но отдавали должное задумке, замыслу, блестящей идее проиграть одну и ту же ситуацию в двух вариантах, когда в одном случае Лидия Михайловна признавалась, что не может выступить обвинителем против Кортышевой, а в другом выступала, считая, что ребенка необходимо изолировать от матери. И глубину находили не на пустом месте, а там, где глубине и подобает быть: в подтексте текста. Потому и разговор шёл не на уровне скорлупы, а порой и белка поглубже. О мужестве выбора в ситуации, когда выбора по существу нет, когда что ни сделай, всё плохо, говорила Елена Островская – Стародумова, которую поразило единство энергий добра и зла в героях. А мне показалось, что Лидия Михайловна и Светлана стоят друг друга, по существу жертвуя семейными отношениями. Разница лишь в том, что в Светлане преобладает личный фактор, любовь к зеленому змию, тогда как учительница движима общественными интересами настолько, что даже муж напоминает: «Думай о семье, о своих детях». А когда Лидии Михайловне думать, ей действовать надо, решительно и бесповоротно: «У вас было время – вы не исправились. И не надо давить на жалость, я выполняю общественный долг». И не случайным кажется финальный сбой в системе семейного и общественного воспитания, когда дочка Лидии Михайловны подшофе домой возвращается в сопровождении дочери той самой Светланы, которую педагог стыдила: «Но вы же пьёте!» Колдовство Светланы тут вряд ли при чем, в действие вступаем некий механизм воздаяния, который в равной мере наказует общественницу и лишенную родительских прав. Эффекта разорвавшейся бомбы такая трактовка образов спасителя и спасаемого, может быть и не принесёт, но остроты прибавила бы.

Впрочем, советов, продиктованных благими намерениями, и без того было достаточно. «Нужен герой, – говорили одни, «Требуется характер» – настаивали другие. «Поменяйте время действия – в СССР таких Светлан быть не могло, им бы просто разгуляться не дали, сразу бы в ЛТП определили», – резюмировали третьи. Но в большинстве своём снова и снова «Молодость возвращалась к языку, к несовпадению его с сюжетом, содержанием. Вот только куда мы торопимся? Я говорю вам: научитесь ждать! Всё же ещё только начинается…

Николай Пересторонин.