Маяк не бегает по всему побережью, выглядывая в море сбившихся с курса суда, и уж точно не объясняет кому, куда, зачем и как плыть, а просто стоит на одном, я бы сказал на своём, месте и светит. Книги с самых дальних стеллажей древних библиотек не срываются с полок в надежде угодить прямо в руки заглянувшего на огонёк редкого читателя, а терпеливо ждут, когда он сам выберет ту главную, единственную, заветную и, полистав затерявшиеся во времени страницы, которых никто уже не помнит, словно возьмёт её под своё покровительство, вдохнёт в неё новую душу.
Впрочем, отношения между создающими литературные произведения и читающими их ещё не пришли к парадоксальной ситуации, когда десятки сочинителей готовы встретиться с известным читателем, лауреатом премии «Большая книга» Иваном Ивановичем Ивановым, который знаменит тем, что с карандашом в руках осилил дюжину свежеиспеченных романов и выразил готовность поделиться своими впечатлениями. Молодости подобное развитие событий не грозит. Формат обсуждений гарантирует, что представленное на суд одноклубников будет прочитано, разобрано, оценено, Лишнее тому подтверждение – случившийся 13 января разговор о рассказе Александра Дёмышева «Русские не сдаются». К мнению, что рассказ состоялся, пришли быстро. Но непреодолимая сила действовала и писательское в читателях порой брало верх. Некоторые вживались в рассказ товарища настолько, что готовы были перевооружить «весёлых разбойников», перенести место действия из вятского поселка Торфяной, где оружия днём с огнём не сыщешь, в окрестности Великого Новгорода, где оно буквально из земли растёт, а вместе с ним прёт и ненависть. Последнее казалось важным потому, что объясняло, почему вдруг загрохотали автоматные очереди в российский глубинке начала 60 – годов прошлого века. Да и яснее становится, что войны заканчиваются не только когда найдены и погребены все павшие на полях сражений, но и когда прощены все проявившие слабость в агонии боя. Ведь никто же наперед не знает, как бы сам себя повёл под дулом фашистского шмайсера. И безымянный отец из рассказа Александра Дёмышева не знал, написав на железном щите своего пулемета «Русские не сдаются!», приготовив гранату, чтобы себя с немцами подорвать. А увидел неожиданно появившегося из-за поворота траншеи фрица с автоматом, услышал его: «Хенде хох!» и неожиданно для себя поднял руки.
- Спросишь меня, что, может, я не захотел вот так умереть ни за что; может, я это за ради вас с мамкой сдался, чтобы смочь когда-то вернутся к вам? Или, может, у меня план вдруг созрел как-то вырваться, чтобы продолжить борьбу? – шептал он потом в августе 1960 года сыну в тёмном, пустом здании окруженной ожидающими подкрепления из Оричей или из Кирова «ментонами» школы. – Так я тебе отвечу: не было ни того, ни другого. В голове лишь одно крутилось: только бы немец надпись мою пафосную не увидел, а то засмеется: «Русские не сдаются!» Кровью! А тут я с поднятыми руками….
Беспощадная эта исповедь важна. Потому что время остановилось, маятник пробитых пулей часов замер, да, похоже, только для того, чтобы успеть объяснить сыну, зачем ты сдавался, падал, вставал, карабкался дальше. И как бы парадоксально не звучало: «Для того, чтобы сегодня сдался ты!», самое необъяснимое объяснимо, когда важно быть просто понятым и прощённым. И вспоминается белый храм в селе Быстрица, в который почему-то не решился войти. И шёпот с привкусом горечи вновь размыкает уста:
– Ты постарайся мои ошибки исправить. Сам, без меня…Ведь на сей раз я не сдамся, уйду непобежденным. Пусть другие об этом не узнают – главное, об этом узнаешь ты... Будешь жить за двоих: женись, роди детей, воспитай их хорошими детьми. И ещё … сходи за меня в тот храм….
Чего мы хотели от этого рассказа, предлагая автора то колокольного звона подпустить, то утверждая, что церковь, может, не столь и важна в повествовании, коли покаяние уже совершилось? Чего мы хотели донести до автора, подбрасывая, как в печку дрова сведения о том, что партизан немцы в плен не брали, а школа в Торфяном находится далековато от реки?
Обычно спокойный Александр по-разному отнесся к замечаниям. Со Снейком упорно не соглашался, к словам Ангелины Романовой об усеянной оружием времён Великой Отечественной войны земли Новгородчины прислушался и даже что-то записал. А мне объяснил всю разницу между первым и вторым прочтением рассказа, с начальным вариантом которого я ещё на осеннем фестивале «Зелёная улица» познакомился…
С тем и расстались. А по пути мне в тот вечер было с Ангелиной Романовой. Она –то, детские книги в основном пишущая, и поведала, о том, что в не столь далекую старину был на Руси специальный обряд для вернувшихся с войны и скорее всего там убивавших. Ныне забытый обряд этот снимал тяжелые мысли и неодолимое, разрушающее психику чувство вины, нередко толкающие на не всегда поддающиеся объяснению поступки, вроде вооруженного ограбления сберкассы, как в рассказе Дёмышева, или свойственных побывавшим в горячих точках парням срывам, когда они дома крушат всё подряд, будто вырываясь из окружения. И я всё больше убеждался в том, что в теме, так или иначе связанной с войной, мелочей нет и избыточной информации не бывает. Тем более, когда завершая рассказ «Русские не сдаются», думаешь уже о цикле, а может быть и целой книге. Вот только где и когда пригодится, надеюсь, из благих побуждений подсказанное в пятницу 13-го, решать всё-таки автору, а не самому взыскательному и информированному читателю, пусть даже и с ярко обозначенной писательской жилкой…
Николай Пересторонин.
